Придется встать до рассвета, чтобы глянуть на мальчонку до Парафены, пощупать живот и да глянуть на язык.
В дом госпожи Морисланы я вернулась уже после обеда. На ступеньках входной лестницы наткнулась на мужика, который прошлой ночью встречал нас с госпожой Морисланой, держа факел.
— Госпожа требует к себе. — Басом сказал он.
Мужик был самый что ни на есть тутеш, судя по выговору. Я кивнула, занесла в свою светелку корзину, куда успела по дороге набрать трав для приворотного зелья — не только те пять, которые знают все, но и тайный корешок, что показала мне Мирона. Правда, за ним пришлось подлезть под одну корягу, что стоило мне распоротого на боку сарафана.
Узел с одеждой сиротливо лежал в углу — все дожидался, когда его разложат. Я запихнула корзину с травами в угол, подальше от света, и пошла к госпоже Морислане. Которая обитала за дверями по левую руку, как и сказала Саньша.
Глава четвертая. Разговоры
Стены в горнице госпожи были увешаны дивной тканью, сиявшей, как поверхность озера в солнечный день. Лучи, бьющие из окон, гуляли по цветам и звездам, вытканным зеркальным серебром по матовому.
Сама госпожа Морислана сидела в кресле посреди горницы и, откинув голову, молча смотрела в окно. Стоявшая за креслом служанка длинными движениями расчесывала темные пряди, перекинутые через невысокую спинку.
Я обошла служанку, встала чуть сбоку от госпожи, поклонилась — не слишком глубоко, но и не мелко. Та вскинула руку, качнула пальцами. Служанка исчезла.
— Надеюсь, ты набрала всё, что нужно для приворотного зелья? — голос Морисланы звучал хрипловато, словно она все ещё не проснулась.
— Да, госпожа. Тут случилось кое-что.
Но она меня перебила:
— В Чистограде, куда мы отправимся, тебе предстоит померяться силами с одной из лучших травниц Положья. Мирона сказала, что научила тебя всему, что знает. Сумеет ли твое зелье перебороть чужие снадобья, как ты думаешь?
— Я постараюсь. — Мне вспомнилось все, что зависело от этого — бельчи, поход в Ведьмастерий, снятие проклятья и больная рука непроизвольно дернулась. Я спрятала её за спину, решительно добавила: — Да справлюсь, чего уж там. На зелья бабки Мироны пока что никто не жалился. Может, её-то приворотное будет посильней снадобья той травницы!
Тут у меня чуть было не вырвалось — да и вам оно понравилось, раз снова к бабке завернули. Едва успела язык прикусить.
Госпожа чуть дернула уголком рта. То ли улыбнуться собиралась, да не собралась, то ли насмехалась.
— Помимо этого, — сказала она голосом, из которого вдруг исчезла сонная хрипота. — Ты будешь следить за здоровьем госпожи Арании. Есть разные способы, чтобы побороть чужой приворот. Необязательно все время поить наследника отворотами. Можно сразу ударить по корню всех зол, по девице, ради которой все затеяно, ты поняла?
— Да. — Я прищурилась, перебирая в уме названия тех трав, которые вредят человеку. И которыми можно тайно накормить или опоить человека.
Хорошо хоть саможориха скоро выйдет из поры — ещё три с половиной седьмицы, самое большее четыре, и лист её начнет увядать. А увядший, потеряет силу.
— В Чистограде всю её еду сначала будут приносить тебе. — Твердо сказала Морислана. — И ты будешь пробовать. На всякий случай.
У меня перехватило дух. Смогу ли я опознать любую отраву с первого же глотка, с первого же укуса? Вот будет проверка так проверка — и моих способностей в травницком деле, и того, чему смогла меня выучить бабка. Того, как я её науку усвоила.
А наградой станут не только бельчи. Если оплошаю, могу и сама отравиться.
Я сглотнула. Как там Мирона говорила? Нет таких трав, такого яда, который не давал бы привкуса. Однако есть такие кушанья, где тот привкус теряется.
— Хорошо. — Я глянула вприщурку на госпожу мою матушку и подумала — вот мне и показали, как мало значит моя жизнь. Медяк разменный, плата за удачную женитьбу младшей единоутробной сестрички. Наверняка холеной, выросшей в ласке и довольстве, любимой.
Я отчаянно искала, чем бы мне смягчить горечь в сердце. И нашла. Бледное лицо мальчишки в Неверовке. У него либо грыжа с защепом кишки, либо прямой заворот. Пусть сестра моя любима, но пользы-то от неё никакой. А мне завтра того мальчишку спасть, Кириметь-кормилицу радовать.
Конечно, нехорошо завидовать, а кичиться перед собой, вроде как благодетельницей стану, ещё хуже. Однако после той думки задышалось сразу полегче. И на матушку я смогла смотреть без того, чтоб сердце щемило.
— А ещё. — Надменно сказала госпожа.