— Э, да ты, видать, совсем из глуши! Никто не кланяется циркачам! Я Сиран, кстати.
— Сир, не смущай парня, а то сгорит, и останутся одни уголья — вон как щеки пылают, — добродушно сказал среднего роста мужчина лет сорока с некрасивым лицом, на котором ярко выделялись голубые глаза, — я Фалон, старший в нашей труппе. С моей женой Милной ты уже знаком, с Шардом и Сираном — тоже. Это наши жонглеры — кивнул он на тех двоих, что были вчера в фургоне, — Диса и Трей, они брат с сестрой. А это Ясмина, она танцовщица и гадалка из Торнея.
Последняя изящным движением обернулась, подняла голову и уставилась на Лиассу проницательным взглядом, заставив ту отступить. Черноволосая, с огромными черными же глазами на смуглом лице, она казалось гибкой, точно в ней не было ни единой кости. Похоже, она принадлежала к тому самому народу, что и придуманная мать Лиассы… и ее настоящий отец.
— Ну вот, что тебя зовут Лий — мы знаем. Садись, поешь и расскажи, как тебя угораздило одному топать!
Лиасса кивнула и села, с благодарностью приняв из рук Милны миску каши и деревянную ложку, и принялась есть под чересчур внимательным взглядом Ясмины. По губам черноволосой зазмеилась усмешка, заставив девушку передёрнуть плечами. Доев, она искренне поблагодарила тетушку Милну и сказала:
— Я из маленькой деревни близ Торенских гор, сбежал из дома и иду в столицу…
— Значит, Лий, — голос Ясмины был странно-напевным, — а может… Лия?
Все ахнули, а Лиасса замотала головой:
— Я не…
— Ясмина в таких вещах не ошибается, — негромко ответила худенькая сероглазая Диса с пшеничного цвета косой до пояса, — и не бойся, мы тебя не выдадим.
Девушка заполошно оглянулась по сторонам. Даже и не сбежишь, мешок в фургоне остался… Губы ее задрожали, она сглотнула комок в горле и тихо призналась:
— Правда ваша…
— Бедная девочка, — голос тетушки Милны чуть не заставил ее разреветься, столько в нем было теплоты, — сколько ж ты уже в дороге?
— Почти месяц.
Милна покачала головой, а Трей спросил:
— А чего ты сбежала-то? Да и вообще, садись, не тронем!
— Замуж выходить не хотела, — хлюпнула носом Лиасса.
— Что, суженый не мил был? — понимающе усмехнулась Диса.
— Я не знаю, кого мне в мужья прочили, просто не хотела замуж. Я… — она оглядела смотревших на нее с участием циркачей, — я травница, у меня дар магический есть, я хочу на целителя выучиться. А они… бабка моя хотела выдать меня замуж, да чтоб я ребенка родила и сидела в деревне до самой смерти…
Они переглянулись, и Милна посмотрела на нее с отчаянной надеждой во взоре:
— Лия, а ты магией лечить уже можешь? Хоть немного?
— Иногда получается, только оно само приходит, а что?
Ответил ей Фалон:
— Наш сын, Нард… Он канатоходец, а перед последним выступлением один доброхот решил, что канат плохо натянут, и подправил его. И канат лопнул, когда Нард начал свой номер… Теперь наш мальчик лежит и не встает, и не хочет ни с кем разговаривать…
— Я попробую, но не могу ничего обещать, — смущенно ответила Лиасса, — если Боги будут милосердны…
— Лийка, рот закрой, а то ворона влетит! — веселый голос Сирана заставил ее встряхнуться.
Воистину, Боги были к ней добры в тот вечер, когда фургоны циркачей остановились на тракте! Кто знает, что было бы, продолжай она свой одинокий путь? Возможно, замерзла бы на обочине — пусть не в тот день, а через неделю… А так… Труппа Фалона приняла ее в свои ряды, а уж после того, как ей действительно удалось вылечить Нарда, она стала для них своей. Хотя Лиассе так и не удалось толком выучиться ничему из того, что умели артисты труппы, давалось ей неплохо лишь жонглирование да танцы, что показывала Ясмина. Именно загадочная торнейка и посоветовала девушке никому не называть полного имени, а когда Лиасса спросила 'почему', лишь загадочно улыбнулась:
— Так надо, доверься Богине.
Ясмина верила только в Маэру — Богиню Судьбы, но верила истово. Когда же Лиасса попросила погадать ей, черноволосая красавица лишь покачала головой:
— Твоя судьба тревожна и странна, и я не могу проследить нить. Ты важна, но я не знаю, почему, вижу лишь, что ты должна выбрать свой путь сама.
За эти четыре месяца ей довелось многое увидеть, дороги циркачей извилисты… Они давали представления в маленьких деревушках и на площадях городов, на наспех сколоченных деревянных подмостках под открытым небом и в замках аристократов. Горящие жадным любопытством глаза простого народа и полупрезрительные, полузаинтересованные взгляды дворян, щедрость и жадность, сияющие лица детей и насмешки стражи, запрещавшей «проклятым Богами скоморохам» останавливаться в черте города… Хлеб бродячих артистов оказался горек, и Лиасса — или Лия, как она приучилась себя называть — все время удивлялась, как им удается сохранить бодрость духа… Сама она помогала им устанавливать подмостки и иногда участвовала в представлениях, шила и готовила, но самое главное — лечила их после выступлений на пронизывающем ледяном ветру. Хоть они и двигались на юг, зима постепенно вступала в свои права и становилось все холоднее…