Майор Сабадош чувствует, что в эту игру ему Киша не переиграть. Во всяком случае, не с такими козырями.
Сабадош ни разу в жизни не ударил допрашиваемого. Сейчас он, пожалуй, пошел бы на это, если бы верил в действенность подобного метода.
Но он не верит, что из этого человека можно выбить показания.
— И на сей раз вы снова ничего не поймали?
Йован Киш достает из кармана рубашки сигареты. Не спрашивает, можно ли закурить. Ведь он не обвиняемый.
Он глубоко затягивается сигаретой. Откидывается на спинку стула.
— Может, скажете наконец, куда вы гнете?
Оба пристально смотрят в глаза друг другу. Йован Киш и майор Сабадош.
— Полагаю, вас интересует вовсе не мой улов.
Майор Сабадош понимает, что этого человека не застанешь врасплох.
Он решает приоткрыть карты. Конечно, в пределах возможного.
— Милан Давчек пропал.
Фарфорово-голубые глаза Йована Киша неподвижны.
— С чего вы взяли? Еще на рассвете он был со мной.
— У нас есть основания предполагать. Равно как и то, что вы были последним, кто его видел.
Сабадош тоже закуривает сигарету.
— Именно поэтому мне хотелось бы знать, где и когда вы видели его в последний раз.
— Я высадил его на берег у шлюза Квашшаи. Под утро, часов около трех.
— Почему вы не довезли его до мотеля? Йован Киш делает паузу. Затем ухмыляется.
— Давчек заявил, что терпеть не может баб. Потом взял меня за руку. А я этого на дух не переношу. Вот и высадил его у первых же мостков. Пусть топает на своих двоих, педераст поганый!
Майор Сабадош приглядывается к Кишу. Изучающе смотрит ему в глаза. Наконец решает все же попробовать.
— Что вы скажете, если я вам сообщу: у нас есть свидетели, готовые подтвердить, что в пятницу утром вас с Давчеком видели в музее Сентэндре?
Взгляд фарфорово-голубых глаз Йована Киша неподвижен.
— Я скажу, что ваши свидетели ошибаются. Майор Сабадош пока не сдается.
— Вас трудно с кем-либо спутать, господин Киш.
— Трудно, но можно. Если судить по вашим вопросам.
Сабадош понимает, что ему не взять верх.
— И вам, разумеется, неизвестно, что музей в Сентэндре ограблен?
Майор ждет. Всегда есть надежда на чудо.
— При этом были убиты два человека.
— Боже мой! — говорит Йован Киш. Он сроду не верил в Бога.
И майор понимает, что надеяться на чудо не стоит.
— Преступление совершено той самой ночью, когда вы с Миланом Давчеком ловили рыбу невдалеке от Сентэндре.
Йован Киш облегченно вздыхает.
— Тогда это не может быть Давчек. Он всю ночь никуда не отлучался.
Не подкопаешься, думает Сабадош, и чувствует, как к голове приливает кровь.
— Возможно, убийца вовсе не Давчек. Во всяком случае я вынужден вас просить не уезжать из Будапешта. Даже на моторке.
Майор более не в силах владеть собой.
— И, если угодно, можете связаться с посольством и выразить официальный протест.
Подполковник Вукетич сидит у начальника. Кабинет размерами напоминает просторный зал.
Вукетич пьет коньяк. Он докладывал сорок минут. Рассказал все, что он знает или предполагает о Йоване Кише.
Теперь он чувствует страшную усталость. И не только потому, что двое суток не спал. Коньяк сейчас очень кстати.
Шеф открывает стоящий на столе серебряный ящичек с толстыми сигарами. Тщательно выбирает себе по вкусу. Ящичек он оставляет открытым. В этом кабинете все большое. Должно быть, поэтому Вукетичу так уютно здесь. Огромному телу его покойно в огромном кресле. Вукетич пока что не закуривает.
— Что ты предлагаешь?
— Ничего я не предлагаю.
Вукетич все же берет из ящичка сигару.
— Я знаю только, что Йован Киш снова будет убивать. Шеф закуривает сигару. Вукетичу огня он не дает. Для раскуривания сигары требуется целая спичка.
— Какие планы у венгров?
— Они ничего не могут поделать. Как бы ни были они уверены в своих подозрениях, улик-то ведь никаких.
Подполковник Вукетич тоже закуривает сигару.
— Против Йована Киша есть одна-единственная улика: он сам.
Вукетич вдыхает сигарный дым, наслаждаясь ароматом табака.
— Йована Киша ничем не заставишь признаться.
— Точно?
Шеф тоже немало повидал в жизни.
— Точно.
— Как же теперь быть? Вукетич наливает себе коньяку.
— Можно извлечь из архива его прежние дела. Последнее из них полуторагодовалой давности. Но расследование ведь уже тогда зашло в тупик.