В отношении городов, расположенных на землях королевского домена, политика английских королей определялась двумя основными принципами: с одной стороны, постоянным стремлением не выпускать города, даже имеющие хартии, из-под контроля центрального правительства, с другой стороны, — стремлением использовать пожалования привилегий городам для пополнения королевской казны{200}. Английские города всегда ощущали на себе тяжелую руку центрального правительства и являлись объектом вымогательств с его стороны. Каждая новая хартия и каждое последующее ее расширение дорогой ценой оплачивались городом, хотя эти хартии мало чем гарантировались и могли быть отняты в любой момент. Возобновление хартии сплошь и рядом сопровождалось единовременным платежом и повышением суммы годовой фирмы: в первые годы правления Иоанна Безземельного за возобновление и расширение своих хартий Лондон уплатил 3 тыс. марок{201}; в 1504 г. Сити уплатил 5 тыс. марок за подтверждение свобод горожан{202}.
Даже самые широкие привилегии не освобождали город от постоянного и повседневного контроля центрального правительства. Право фирмы не освобождало его от связей с Казначейством[31], судебные привилегии городов обычно касались лишь низшей юрисдикции (не выше сотенной), не освобождая города от наездов разъездных судей и от поездок в королевские суды по гражданским и уголовным искам. Ни право фирмы, ни право городского иммунитета не спасали город от периодических посещений сборщиками тальи или других государственных налогов, не входивших в состав фирмы. Наконец, выборные должностные лица — мэры и бейлифы городов — обычно утверждались в должности сеньором города, в королевских городах — королем.
По замечанию Е.В. Гутновой, «город в любой момент по капризу короля мог потерять даже самые широкие свои привилегии и, во всяком случае, должен был беспрекословно терпеть самые грубые их нарушения»{203}. Городские привилегии немедленно аннулировались в случае вооруженных столкновений между городами и их сеньорами и прежде всего — королем.
Наиболее характерны в этом плане взаимоотношения короны с Лондоном, который пользовался максимумом политической независимости, возможным в Англии, и, тем не менее, то и дело попадал в «руку короля». Город был лишен своих прав самоуправления в 1248 г.[32], затем, получив эти права обратно, вновь лишился их 20 мая 1250 г. После поражения Симона де Монфора город с 1265 по 1269 гг. находился в «руке короля». Вернув свои вольности в 1269 г. ценой уплаты штрафа в 20 тыс. марок серебром, в 1287 г. Лондон снова впал в немилость и был лишен прав самоуправления на 12 лет — до 1298 г.{204}
Не будучи независимыми и свободными городскими республиками, английские города, тем не менее, вместе с сотнями торговых и промышленных городских или полугородских местечек обеспечивали такой уровень развития товарно-денежных отношений в стране в целом, который во многом предопределил особенности генезиса капитализма в Англии. Важнейшую роль в этом процессе играл Лондон.
Благосостояние Лондона, развитая международная и внутренняя торговля и ремесла, широкие хозяйственные функции, положение политического центра привлекали в него людей из разных графств Англии и чужеземцев. Интенсивность миграционных потоков в значительной мере определялась возможностями города предоставить занятия, способные прокормить семью или повысить ее социальный статус и уровень жизни. В Лондоне эти возможности многократно возрастали вследствие масштабности и разносторонности функций города, разветвленной инфраструктуры, необходимой для обеспечения широких торговых операций, а также для обслуживания придворных кругов, государственных учреждений, духовенства. Исследования последних десятилетий определили основные направления и расстояния миграции в английские города в XIII–XIV вв. Источники миграции Лондона располагались достаточно равномерно вплоть до зоны радиусом около 100 км. Более 20% его новых горожан происходили из миграционной зоны примерно в 30 км, еще около 27% — в 65 км, 18% — около 100 км, 7% — около 130 км и более 11% — в 160 км[33]. Объяснение данному факту следует искать в политической и экономической роли Лондона как столичного центра. Особенно велика была доля мигрантов из Восточной Англии и Восточного Мидленда, что определялось тесными торговыми связями между этой региональной зоной и Лондоном. Необходимо подчеркнуть, что Лондон, как любой другой город Средневековья с его высокой смертностью, особенно, но не только в периоды эпидемий[34], был ориентирован на постоянный приток новых жителей из сельской округи, он не мог поддерживать численность населения за счет своих внутренних ресурсов, т.е. за счет естественного воспроизводства{205}.[35]
31
Финансовая эксплуатация городов в XII и XIII вв. осуществлялась в разных формах. Доходы короны от городов складывались: 1) из городских фирм, которые как бы поглощали феодальные платежи горожан — ренту за держание, судебные штрафы, рыночные сборы и т. д. По самым минимальным подсчетам фирма королевских городов к концу XIII в. составляла не менее 3600 ф. в год. Даже в таком преуменьшенном размере она составляла около 10% среднегодовых доходов короны в правление Генриха III (1216–1272) — 35 тыс. ф. в год; 2) из городских платежей за вновь приобретённые привилегии, а также рент, рыночных и судебных доходов в тех городах, которые не пользовались правом фирмы; 3) из штрафов, взимавшихся с городов за различные правонарушения в пользу короля; 4) из произвольных поборов в пользу короны; 5) из налогов на движимость, которые начинают распространяться на города ещё до начала городского представительства в парламенте — с начала XIII в.; 6) из призов, захватов, закупок в кредит в пользу короля, иногда без всякой оплаты, а с 1275 г. также из регулярных пошлин на ввоз и вывоз, в основном падавших на городское население (см.:
32
Аналогичные случаи имели место в XIII в. в отношении Оксфорда в 1252 г., Саутгемптона в 1276 г., Йорка, Карлейля в 1305 г., Вустера в 1257 г., Норича, Уинчествера в 1275 г., конфедерации Пяти портов и многих других.
33
По этому показателю Лондон далеко превосходил все остальные города Англии: больше половины иммигрантов в административные центры графств, такие, как Йорк, Норич, Лестер, происходили из мест, находившихся в радиусе 30 км от города; для Уинчествера и Бристоля — соответственно 35% и 32%, а примерно половина иммигрантов прибыла из округи около 65 км. Подробнее см.:
34
Изучение сохранившегося статистического материала переписей населения отдельных городов и областей позволяет говорить о том, что города обычно имели более высокий коэффициент смертности (в нормальные годы он составлял 3%, но при крайне непродолжительности жизни: в Англии в 1276–1300 гг. средняя продолжительность жизни была около 31 года, в 1348–1375 гг. — около 17 лет, в 1426–1450 гг. — около 33 лет) и более низкие коэффициенты брачности (в Лондоне в 1377 г. он составлял 33,4%, в провинциальных английских городах — в среднем около 40%) и рождаемости (в среднем около 4%, но в живых, как правило, оставалось не более двух-трех детей), чем сельские районы (см.:
35
Многочисленные мигранты и беженцы, как правило, селились за восточными укреплениями, где активно занимались ремеслом и торговлей, что не могло не тревожить цехи и компании, поскольку их юрисдикция не распространялась на эти кварталы. Стремясь разрешить экономические проблемы, связанные с миграцией в предместья, власти Сити запретили жилое строительство за пределами городских стен. Вследствие этого старые здания в Сити стали расширяться за счет надстроенных этажей, погребов и флигелей. На любом клочке свободной земли возникали крохотные домишки, что увеличивало плотность населения внутри стен. Но все попытки властей обуздать урбанизацию оказались безуспешными. Мигранты, нуждавшиеся в дешевом жилье, продолжали прибывать в город морем, а также из многолюдных и плодородных областей Юго-восточной и Восточной Англии. И именно в восточном направлении (Степни, Уайчепел) росли предместья средневекового Лондона, где бок о бок жили и бедные ремесленники, и богатые торговцы. Тогда и возник сохранившийся поныне социальный контраст между восточной и западной частями Лондона. Например, за 75 лет, с 1530 по 1605 гг., население окраин выросло с 15 до 115 тыс., то есть, более чем в 7 раз, а в пределах городских стен — в 2 раза. См.: