И когда за окном послышался топот сапогов и бряцанье железа, царевна застыла в удивлении. Стражники, а кроме них тут никто иной просто не мог появиться, никогда ещё не нарушали покой ночного сада.
Отложив гребень, Томирис подскочила к окну и стала наблюдать, как шестеро воинов в полном боевом облачении осматривают сад со светочами в руках. Она не видела лиц, но остроконечные шлемы, увенчанные пучками перьев, не оставляли сомнений, что воины были из числа царской стражи. Вскоре в отдалении послышался псовый лай, а со стороны дворцовой стены появились новые огни.
Гадая о причинах ночного переполоха, Томирис поспешила вон из спальни. И только успела отворить дверь, как чуть не столкнулась с Ташьей.
‒ Ой! ‒ служанка отпрянула от неожиданности и тут же схватила царевну за руку, тяня за собой.
‒ Постой! – попыталась освободиться Томирис, но хват Ташьи оказался уж больно сильным. ‒ Да постой же!
‒ Велено быть при тебе и глаз с тебя не спускать! ‒ выпалила Ташья, отпуская руку.
‒ И поэтому надо меня куда-то тянуть? Успокойся! Что стряслось?
‒ Во дворце тревога, ‒ сообщила Ташья, ловко зажигая кресалом и кремнем в комнате свечи. ‒ Все бегают… Кто говорит, что измена, кто говорит, что смертоубийство произошло, а кто и про лазутчиков шепчет…
‒ Ясно… Нет, ничего не ясно.
‒ И я о том, Томирис. Тебя велено одеть и сообщить, чтоб из крыла не отлучалась.
‒ Кем велено?
‒ Да кем… Ноздрёй!
Томирис усмехнулась. Ноздрёй дворцовая прислуга называла распорядителя – надзирающего над всеми слугами и дворцовым хозяйством. Как его звали, царевна не помнила, знала лишь, что своё прозвище Ноздря получил за привычку шумно дышать и нарочитую ворчливость. А вот распоряжение насчёт царевны Ноздря мог получить либо от отца, либо от начальника царской стражи, что, в общем-то, тоже равносильно приказу отца.
‒ Тогда идём в купальню, ‒ указала Томирис. ‒ Где моя накидка?
‒ Так вот же она! ‒ подала загодя найденную накидку служанка. ‒ Вечно с вами, царевнами, одни сложности. Нет бы сразу одеться! Так нет же, надо поплескаться…
‒ И много ты царевен видала? ‒ улыбнулась Томирис, следуя за Ташьей.
‒ Одну повидала – считай, всех увидала.
‒ На себя накинь что-нибудь. Там по пути, небось, стражников полно. А ты в одной ночнушке. Кабы муж твой не заревновал.
‒ Шутишь, Томирис? ‒ Ташья аж хмыкнула. ‒ Я приличия чту. Накидка моя… где же ты… вот она! Да и грех брать на себя кровавый…
Что кровавый – то верно, подумала Томирис, глядя как служанка зашнуровывает под горлом накидку. Муж Ташьи был из отставных стражей и служил тут же при дворце коноводом. По обычаю мог обидчика на поединок вызвать.
Покинув покои, девушки в каждом проходе натыкались на выставленные посты. Стражи старательно не обращали на них внимания, зато появлявшихся в поле зрения слуг подозрительно просверливали взглядами, не смотря на то, что многих знали в лицо по многу лет. Спускаясь по лестнице на первый ярус, Томирис находилась под впечатлением переполоха. Столько охраны – это, конечно, неспроста. Видимо, случилось нечто действительно из ряда вон.
Войдя в семейную купальню, царевна скинула накидку, затем ночную рубаху. Приятное тепло от облицовочного камня как всегда будоражило кожу ступней. Зал купальни был просторен, здесь помещался искусственный водоём, выложенный гладким, как стекло белым известняком, а под высоким сводом потолка, вдоль стен тянулись десятки светильников. Воздуховод, сокрытый узорчатой решёткой, служил для проветривания и мог при необходимости вытягивать излишки пара. Подобрав волосы заколкой, Томирис погрузилась в горячую воду, а Ташья в это время уже готовила для растирания благовония.
‒ Ветла уже была тут? ‒ спросила царевна, в душе не желая, чтобы сводная сестра принеслась сюда и испортила настроение.
‒ Не ведаю, ‒ буркнула Ташья, возясь с пахучими баночками. ‒ Должно быть, дрыхнет ещё.
‒ Тогда закрывай дверь и айда в воду! Вместе поблаженствуем.
‒ Ага! А если она припрётся, обязательно наябедничает. Мы потом опять на заднице неделю сидеть не сможем. Не обижайся, Томирис, но я лучше обойдусь.