‒ Незнакомых языках?
‒ Да, Ива.
‒ Но разве так бывает?
Тихоня терпеливо вздохнул и произнёс:
‒ К чему эти детские вопросы, Ивушка? Конечно, всем детям нашего круга с детства преподают заарские языки и говоры. Но о языках я говорил образно.
‒ Прости, вырвалось…
Тихоня лишь улыбнулся, правда его улыбки царевна так и не увидела.
‒ Получается, дядя, ‒ задумчиво сказала она, ‒ наши обычаи, наше воспитание и даже искусство – всё это… всё это способ смотреть на мир?
‒ Верно, Ивушка, верно, ‒ не скрывая радости, согласился Тихоня.
‒ Так значит, есть и иные способы? Способы видеть мир?
‒ Конечно есть. Видеть и понимать мироздание можно по-другому.
‒ Но как, дядя? Вот я, к примеру, смотрю на огонь. Он даёт тепло, он красив и горяч. Он же может и согреть, и обжечь… То есть, я могу посмотреть на него по-другому и увидеть иные свойства? Что он холоден и… не красив?
На сей раз Тихоня улыбался так широко, что смотревшая на него Томирис заметила это, не смотря на сумрак и низко надвинутый башлык.
‒ Не совсем так, Ива, ‒ стал пояснять Кадар. ‒ Твой пример с огнём – это немного не то… Хотя, есть, конечно, и такой огонь, что гораздо горячей привычного нам – сжигающего вещество… Но разговор не об этом. Чтобы посмотреть на мир по-иному надо выйти за взращенные в тебе границы господствующих обычаев и полученного воспитания.
‒ Но как, дядя? ‒ продолжала жадно допытываться царевна. ‒ Как выйти за границы обычаев? Это же устои общества! И за границы воспитания? Оно ведь – обычаи, помноженные на образование. Разве не так?
‒ Ну, в общем-то, да… Только вот те же обычаи могут быть полезные и могут быть вредные. Причём, вредность может быть не осознаваема или никем или мало кем. И этот некто может сию вредность использовать или даже внедрять в своих целях. И помимо всего этого, вредность и польза могут быть узкоприменимы. К примеру, для кого-то польза, для кого-то вред или ни то, ни сё… Понимаешь?
‒ Кажется, да… Но больше умозрительно.
‒ Это тоже хорошо, Ивушка. Так вот, чтобы выйти за господствующие границы обычаев и воспитания надо сменить ценности. Это и есть то, что называется «иной взгляд на мир».
‒ Погоди, дядюшка! Как это сменить ценности? Это значит, что и нравы свои сменить? Выходит, свою нравственность?
‒ Вот! ‒ поднял палец вверх Тихоня. ‒ В самую точку! Теперь объясню на живом примере. Вот погляди-ка на Невера…
При этих словах Томирис перевела взгляд на сидевшего с той стороны костра часового. Сам Невер, естественно, продолжал следить за округой, но во время беседы навострил уши и слушал. И делал вид, что его тут нет.
‒ Так вот, Ива, ‒ продолжил свою мысль Тихоня, ‒ Невер выбился в царскую стражу из простого люда. Как, в общем-то, и большинство в Луговой сотне. Ты ведь знаешь, что в некоторых сотнях дворяне составляли до трёх четвертей? Ну а в конной страже – незнатных и вовсе нет… Впрочем, я сейчас не об этом. Невер не знатен. Так? Так… А как к простонародью, сиречь к черни, принято относиться в нашем кругу?
Томирис молчала. Она не готова была вот так сразу ответить и ответом своим дать оценку, не расходящуюся с действительностью.
‒ А я тебе напомню, Ивушка. К простому люду принято отношение как к средству. Средству достижения своих целей. Согласна?
После недолгого молчания Томирис выдавила из себя:
‒ Пожалуй, да…
И в этом признании для неё прозвучало нечто новое, такое, о чём она ранее и не помышляла. И почувствовала даже, как слегка зарделись щёки и вспотели ладошки. Хорошо ещё, что никто её не увидел такой. Она вдруг вспомнила свою служанку Ташью. Можно сказать, что Томирис относилась к ней, как к подруге. Но сказать так – покривить душой. Подруга, но всё же служанка. А она, Томирис, царевна!
‒ А ведь можно, Ивушка, ‒ продолжил между тем дядя, ‒ отнестись к нашему Неверу по-другому. Как? А как к члену семьи! Сможешь ли?
Царевна промолчала. Она вновь не готова была ответить.
‒ Да, так сразу никто не сможет, ‒ понял её затруднение дядя. ‒ Для этого надо многое в себе переосмыслить. Кроме того, это надо и пережить. А вот теперь скажи мне, Ива, воспринимай ты нашего Невера как брата или дядю… или сына…