‒ Я поняла тебя, дядюшка! Но разве кто-то так относится к ближнему?
‒ Да. Причём, многие. Невер, Луг и все их товарищи. Кое-кто и среди знати. Но в нашей стране это теперь исчезающая редкость. Чаще, к сожалению, совсем иное. Даже в твоей семье – и ты сама это прочувствовала – друг к другу относились как к средству.
‒ Но почему?! Почему, дядя, у нас всё так устроено? ‒ выдала своё наивное возмущение Томирис.
‒ Почему?.. Да просто потому, что у верований молодых богов такие ценности. Всем правит сила. Где не срабатывает сила, там применяем обман.
‒ А у пекельщиков?
‒ То же самое. Те же ценности и восприятие мира.
‒ А есть на нашем Зааре место, где всё не так?
‒ Есть, как не быть… Мы туда и идём. Но об этом поговорим утром.
Тихоня поднялся.
‒ Пройдусь по округе. Надо кое-что посмотреть…
‒ Дядюшка! ‒ остановила его Томирис. ‒ А погоня далеко от нас?
‒ Относительно. Нас преследуют – это точно. Но дождь сильно сыграл нам на руку. А с лесными духами я в первый же день договорился.
И когда он ушёл, царевна свернулась у костра калачиком, обдумывая их разговор. Мысли наплывали одна на другую. И уже на грани сна Томирис подумала, что всё же лучше уходить лесом, не смотря на все неудобства. Ведь на дорогах наверняка полно ищущих их разъездов.
А на утро, проснувшись, застала суету. Кострища были давно затоптаны и замаскированы, воины проверяли своё снаряжение. Дождь кончился под утро и всё вокруг было просто залито водой. И наскоро перекусывая нехитрой снедью, Томирис вдруг вспомнила о своём шестнадцатилетии. А ведь в ворохе событий она совсем забыла, что день рождения пришёлся как раз на тот день, когда она была в подземелье и когда мятежники захватывали дворец. Сказал бы ей год назад кто-нибудь, что она забудет о своём совершеннолетии, что не будет пышного дворцового празднества и всего прочего, она, конечно, в такое никогда бы не поверила. Теперь же ей всё это казалось чем-то пустым и несущественным.
Раньше Томирис и не подозревала, что в лесах столичного уреза могут быть почти непроходимые чащи. Мимо густо росших ясеней, среди которых немало попадалось трёхсотлетних старцев, порой невозможно было продраться из-за сплошных колючих кустарников, настолько переплетённых меж собою, что получались настоящие стены. Грабы и сосны тоже были закрыты кустами и если бы не опыт Деруна, считавшегося в отряде лучшим следопытом и лесовиком, беглецам пришлось бы прорубать себе путь клинками. А значит, оставлять следы. Однако Дерун как-то находил ему одному заметные лазейки, различал звериные тропки и уверенно вёл отряд с приемлемой походной скоростью.
Стараясь хоть как-то уберечь одежду от промокания, Томирис не снимала плащ и со всей осторожностью продиралась сквозь заросли, следя чтобы колючие ветки не разодрали бы ткань. Всё утро она размышляла над вчерашним разговором с дядей да прислушивалась, о чём меж собою говорят ратники. Она уже выучила их по именам и ей хотелось поскорей исполнить своё обещание познакомиться. Но всякий раз, как только она собиралась к кому-то обратиться, где-то в душе её сковывала стеснительность. А потом и сама не заметила, как спросила у звавшегося Камчаком идущего рядом воина, отчего не слыхать животных.
‒ Крупное зверьё к нам близко и не подойдёт, ‒ ответил ей Камчак. ‒ Тут лес, царевна, а он искони тишину любит. Мы-то хоть и втихую идём, но всё ж шумим. А то зверьё, что помельче, так оно позатаивалось по норам да схронам. Совсем уж мелкое знай промышляет себе – мы им не гроза… Вон вишь, ‒ показал ратник своей камчой – боевой плетью, за которую и получил своё прозвище, ‒ там на кустах мех застрял?
‒ Вижу, ‒ вымолвила Томирис, присмотревшись.
‒ То кустарниковый бык оставил. Мяса в нём – ой-йо-йой! Кабы вот нам да подстрелить такого… Еды тогда хватит всем на много-много дней…
‒ А ты слюнки-то не пускай, сынок! ‒ резко оборвал мечтания Камчака шедший чуть позади седовласый Немир, которого царевна считала самым старым в отряде. ‒ Неча тут и самому себя, и заодно царевну баламутить! Быка ему, вишь ли, подай…
‒ А что, Немир, ‒ обернулся к нему Камчак с хитрой улыбкой, ‒ сам не жрам и другому не дам?
‒ Не слухай его, доча, ‒ отмахнулся Немир, подмигнув царевне. ‒ Он всегда прежде о брюхе печётся. Но нельзя нам сейчас охотиться. Только когда уж больно прижмёт.