Ташья, как и положено, присела в поклоне. Отец и мачеха, не проронив ни слова, степенно прошествовали дальше. Томирис тоже промолчала. И только потом повторила последние слова царицы Ирлы: «Всё это так не вовремя!» Не вовремя, значит? Томирис зло улыбнулась. Для чего же не вовремя?
Глава 3 Перст Веры
Глава третья
ПЕРСТ ВЕРЫ
Ближе к полудню четвёртого дня Багрового Урдана Коранты Засыпания у ухоженной мощёной дороги, тянущейся вдоль полноводного Мааса, на развилке со столбом путевого указателя, остановился одинокий всадник. Ширина дороги, выложенной добротно подогнанными камнями, позволяла разъехаться четырём повозкам, однако возницы ближайших из них загодя предпочли обогнуть всадника по дуге, а оказавшиеся рядом путники, не имевшие средств на проезд и потому вынужденные в пеше топать с сумами да котомками, ‒ те и вовсе стянули с голов кто башлыки, кто походные шапки и пали ниц, дожидаясь когда верховой тронется с места и уберётся подальше.
Накан по прозвищу Коршун не обращал на копошение вокруг никакого внимания. Скользнул равнодушным взглядом по застывшим путникам, среди которых невозможно было отличить, кто из них раб, а кто простолюдин – у всех однообразная запылённая одежда, а коленопреклонение не давало узреть наличие ошейника. Также с привычным равнодушием отметил суету возниц. Те, только издали завидев чёрную поневу коня, чёрный плащ и отчасти заметную багряную барму, закрывающую горло и плечи всадника, сразу принимались править вожжами, дабы убраться по-добру по-здорову. А вдруг накликаешь на себя неприятности? Ведь недаром молва доносит, что из всей братии святого ордена Всеблагого Кайвана-Лучистого, чтящие сколь подозрительны, столь и скоры на расправу. Однако мысли копошащейся вокруг черни были Накану Коршуну невдомёк, он думал о своём и не обращал ни на кого внимания.
Рассекая неспешные воды Мааса, по стремнине шёл на вёслах купеческий пузан. Торгаш даже не стал ссылаться на тягости и заботы, когда его попросили подбросить к этому месту нескольких чтящих. Впрочем, иного в благословенных пределах Священной Итрании и помыслить невозможно.
В этой части реки, насколько хватало обзора, причалы отсутствовали. И, наконец, завидев как от купеческого судна отошла лодка, Накан спешился и повёл жеребца в поводу. Он шёл к реке, размышляя. Вызов к итранаргу пришёл в столичное управление рано утром, спустя всего полчаса как Коршуна оповестили о происшествии по ту сторону Ветреного моря. Как Перст Веры он имел довольно высокий допуск, поэтому был оповещён храмовой службой связи в числе первых. То, что произошло этой ночью в Хиркане, было, мягко говоря, немыслимо. Убийство Харана Элорского ‒ главы хирканского святопрестольного округа, конечно, вряд ли могло основательно подрубить власть Почитания Лучистого на землях Хирканы, но от плодов грядущего расследования и неотвратимости возмездия может зависеть очень многое. Коршун понимал, что внимание всех светских и духовных владык сейчас будет приковано к Хиркане. Многие даже будут ждать, что её наводнят чтящие, дабы частым гребнем прочесать всё повинное царство. И напрасно. Коршун считал, что надо действовать тонко и наверняка.
Между тем лодка уже пристала к берегу и на сушу ступила пятёрка бойцов. Их кони, как и положено обученным боевым животным, сами вплавь добрались к хозяевам и теперь ждали, когда те оседлают их. К сожалению, прибывшая пятёрка оказалась неполным копьём, которое Коршун предусмотрительно вызвал. Это был просто ближайший отряд. Но то, что чтящие ему понадобятся, Накан нисколько не сомневался. Вызов к итранаргу и приказ срочно сдать дела не оставляли сомнений, что его привлекают к делу по убийству Элорского. Это соображение польстило его самолюбию. Да и честно себе признаваясь, Коршун давненько уже мечтал покинуть столицу. Целых четыре года службы в блистательном Арфионе могли показаться кому-то верхом мечтаний. Но не Коршуну. Привыкший с ранней юности к суровым условиям службы, зачастую полугодьями находясь в разных уголках Дневной Стороны Деры, Накан благодарил теперь Лучистого, что выбор итранарга пал на него. Что до минувшего, то тогда – четыре года назад, получив повышение до Перста Веры, он вместе с повышением вынужден был почти безвылазно пребывать в Арфионе, опекая жизнь и здоровье государя Священной Итрании великого итраномона Гиса-второго. Начиная свой жизненный путь, будучи сиротой из простолюдинов, хлебнув с детства лишений и не раз умывшись собственной кровью с той поры, как стал простым чтящим – орденским воином без притязаний и надежды когда-нибудь выслужиться, Коршун всегда отличался жадностью к знаниям, что было замечено начальством и что в итоге вознесло его к подножию вершины воинского братства чтящих. И когда его, как опытного и прославленного среди братьев военачальника, направили в Арфион для прикрытия самого итраномона, Накан воспринял это с деловитой спокойностью. И уже в столичном управлении ордена очень скоро убедился: орденские оценки качеств итраномона вполне соответствуют действительности.