Коршун повернул коня и пустил его рысью, успев отметить, как подобрались бойцы при упоминании самого властителя Драома. Копьё чтящих двинулось следом.
Путь пролегал мимо чётко размежёванных полос возделанных полей. Сейчас во время завершающей Коранты осени селяне убирали последний урожай – пятый за год. Обилие плодородных земель Священной Итрании и их отдалённость от Вечного Ледника позволяла снимать по четыре-пять урожаев, что являлось залогом хозяйственной и военной мощи благословенной страны. Коршуну выпало повидать разительное отличие итранских земель с иными, ещё в те годы, когда он исполнял служебный долг в Валенте, Скойре, Альканаре и даже в восточной окраине Рундии. В тех краях мало плодородных почв, а холодное дыхание востока сильно обедняет сельскохозяйственную пору. Коршун и по сей день помнил впечатления, когда впервые увидел снег, что выпадает в конце осени и лежит всю зиму. Погодная суровость тех мест позволяет снимать лишь по одному-два урожая. И многие из привычных итранцам земледельческих растений там попросту не растут. Коршун до сих пор не любил снег и вездесущие холода востока.
Где-то спустя час пути, обмолвившись едва несколькими словами, всадники оставили позади возделанные поля и ступили в девственную равнину. Здесь уже не было лачуг или иных строений; буйные некошеные травы волновал прохладный ветер, в рощицах дикорастущих смоковниц и коричневых лавров порхали мелкие пташки, а вдоль дороги всё чаще попадались туи и пальмы. И вскоре из-за ближайшего холма показались заострённые башни обители итранарга.
Никогда прежде здесь не быв, Накан с любопытством изучал крытую заборолами внешнюю стену и казавшиеся чрезмерно широкими башни. Повидав за свою жизнь множество крепостей, Коршун занёс её в разряд малых, где могут укрыться едва пять сотен воинов, но однако поразился величине здешних глыб. Огроменные и искусно подогнанные камни изумляли не только размерами, но и заметными издали упорядоченными узорами кладки. Ворота, окованные харалужными листами, распахнуты настежь. В проёме маячил встречающий храмовник в повседневной чёрной ризе. Видимо намеренно храмовник стоял как раз под сверкающим на солнце начищенной медью Аргозаром ‒ четырёхкрылым жезлом, священным знаком Почитания Кайвана. Аргозар по обычаю размещался над вратами, обозначая принадлежность крепости. Спешившись у ворот, всадники повели коней в поводу. Поприветствовав прибывших скупым кивком, храмовник провёл их мимо привратной стражи, затем дождался, когда проверят их личность и, наконец, сообщил:
‒ Накан, что зовётся также Коршуном, тебя я провожу к Престолодержцу. Твоих воинов разместят и накормят.
Кивнув свите, Коршун последовал за храмовником. Про себя Коршун удивился, что проводить его отрядили не какого-то мелкого храмового служку. На лунном серпе провожатого был изображён знак надзирателя – око меж четырьмя крыльями, чин на одну ступень ниже Перста Веры. А ведь это довольно высокий чин, так как надзиратель окормляет приходской урез, в его подчинении многие храмы, святилища и раки. Но удивление было недолгим, его вытеснило соображение, что на службе во дворце итранарга быть на побегушках почтёт за честь любой храмовник или чтящий. Потому как это служба тому, кто исполнен волей всевышнего из богов – Всеблагого Лучистого Кайвана.
Внутренняя стена обители оказалась всего лишь украшательством. Вдоль подножия невысокой каменой кладки тянулась череда цветников, где жались к земле уснувшие в эту пору года многолетние цветы со всех уголков Деры и даже из материка Анари. Пройдя через узорчатую калитку, Коршун оказался в великолепном саду, где среди плакучих кипарисов, пальм, каштанов и кустарников виднелись беседки, небольшие лужайки и бьющие разновысотными струями водомёты. Должно быть летом здесь особенно красиво.
Дворец выглядел насколько изящно, настолько и величественно. Посверкивал на солнце гладкий облицовочный камень; разноцветные стёкла окон складывались в искусные рисунки; узорная лепнина вдоль стен и навесные ложи сочетались с купами изваяний людей, рувов и животных, нёсших известные для посвящённых тайные знаки; тонкие и словно уходящие под самые облака башни будто стремились пронзить небо. Взойдя по ступеням, Накан и провожатый прошествовали мимо цельнолитых столпов, а перед ними услужливо распахнул двери дворцовый раб в ярко-красной безрукавке и таких же ярко-красных штанах.
На низкий поклон раба Перст Веры даже не обратил внимания, восприняв холуя как предмет обстановки. Все помыслы Накана были сейчас устремлены к предстоящему приёму. Впервые за все долгие годы служения он готовился лицезреть итранарга. И идя по огромному залу, понял, что волнуется словно юнец, а ведь давно обзавёлся поседевшими висками. Он не замечал окружающей роскоши, искусных изваяний и полотен, мозаик на белокаменном полу, отметил лишь часовых чтящих и неспешно бредущую в отдалении кучку храмовников.