‒ Я тоже думаю, что этот отряд просто случайно нарвался на нашу Томирис, ‒ рассудил Луг. ‒ Это не урезные вояки, посланные прочёсывать реку по наши души. Иначе бы нас тут ждала засада. И не кайваниты. А то нас бы прямо на плоту с виман постреляли.
Тихоня согласно покачал головой. И внезапно, вложив в голос силу, спросил у Деруна:
‒ Ты чего это себе там удумал, а?
Следопыт аж вздрогнул. Медленно оторвал взгляд от огня и повернулся к волшебнику. Слова его были едва слышны:
‒ Я не смогу жить с таким позором… Позволь мне броситься на меч…
‒ То не твой позор! ‒ гаркнул Кадар. ‒ Мой! Моя ошибка.
Дерун опустил глаза, на челюстях у него заиграли желваки.
‒ Вины твоей не признаю, ‒ продолжил увещевать Тихоня. ‒ И твоя помощь в поисках будет ценна.
Немир и Камчак, что сидели подле Деруна, накрыли его плечи ладонями, выражая тем самым свою поддержку. И на какое-то время у костра воцарилось молчание.
‒ По горячим следам не нагоним, ‒ сотник прервал затянувшееся молчание. ‒ Наёмников ‒ если это, конечно, наёмники! ‒ след уж давно простыл.
‒ Ничего, ‒ выдохнул Тихоня. ‒ Тут все пути ведут в Киртамад. Я пока ещё чувствую оберег Ивы. Слабо. Очень слабо. Но всё же. Мы её найдём.
Глава 26 Лунная тоска
Глава двадцать шестая
ЛУННАЯ ТОСКА
С верёвкой на шее, в поводу, Томирис шла за вожаком наёмников. Она не знала, да и знать не хотела, кто он и откуда. Слышала только, как вожака все называли Ворчуном. И за прошедшие дни в мыслях не раз слала и ему, и его ватаге самые чёрные из проклятий.
Томирис то и дело морщилась, когда приотстав на шаг, шершавая верёвка натягивалась и доставляла боль натёртой коже. Пленница часто закрывала глаза, стараясь хоть таким способом отгородиться от кошмара, что сейчас происходил с ней. Не просто пленница, а рабыня. И её собираются продать как какое-то животное. Да просто как рабыню!
Отчаянье, негодование и злость бурлили в ней во время всего пути в Киртамад. Дважды она пыталась сбежать, но удача не благоволила ей. Её били за это. Впрочем, не сильно. Но обидно. До последнего Томирис надеялась, что у неё появится возможность избавиться от пленителей на переходной заставе между хирканскими и киртамадскими землями, где несли службу стражи границы. Однако взяли верх опасения, что её опознают. И к удивлению наёмников, пленница вела себя на заставе тихо.
Но теперь, когда наёмники решили посетить перевалочное торжище и ведут на продажу, она еле сдерживалась, чтоб не сотворить какую-нибудь глупость. Например, раскрыть себя как царевну. Тогда уж точно жить ей останется не так долго – до прибытия кайванитов.
Только вера в спасение не позволяла опуститься в пучину безотрадного отчаянья. Вера, что дядя и верные воины обязательно вызволят. И воздадут сторицей этим грязным скотам.
За более чем Урдан времени, что Томирис провела вместе с наёмниками, одежда окончательно превратилась в рубище. Царевна сгорала от стыда, нося эти рваные тряпки. Но мало того, её сапожки забрал проклятый Ворчун, взамен выдав обмотки.
‒ Добрые сапоги, ‒ сказал он в тот день с ехидцей. ‒ Я их загоню какому-нибудь торговцу. А тебе – на вот обмотки. А то босой весь товарный вид потеряешь. И вот этот платок на голову намотай, чтоб твои кудри внимания не привлекали.
Он насмешливо глядел на неё и бросил ей в руки какую-то тряпку. Томирис развернула грязноватый комок ткани и повязала им голову, как если бы это был обыкновенный платок. Вожак с самого начала раскусил её страхи. Знал, что у неё есть причины скрываться. Зачем и от кого – его не волновало. Он лишь желал уберечь свою добычу от любопытных глаз, так как его ватаге предстояло миновать несколько мелких городков и рыбацких селений. А потом он разулся, стянув с себя собственные сапоги.
‒ Цени мою доброту! Запоминай, как наматывать, чтоб ноги не натёрлись. А то кровавые мозоли заработаешь.
Повторить за Ворчуном у Томирис получилось с третьей попытки. Все последующие дни она так и ходила в обмотках, подмерзая, особенно ночами. А сами обмотки быстро приобрели цвет дороги.