Спустя полчаса Эвика, наконец, нашла Фарлапала недалеко от амбара. Надсмотрщик уже успел где-то почтить Кемолота и выглядел как всегда хмуро. Он уставился на вдруг возникшую перед ним рабыню с едкой ухмылкой, облизал губы и поправил заткнутую за пояс плеть. Лёгкой, игривой поступью Эвика подошла к нему вплотную, враз раскусив, что мысли Фарлапала уже начали крутиться в нужном ей направлении.
‒ Ну, выкладывай, ‒ дохнул перегаром надсмотрщик с ехидцей в голосе, когда «подружка» прижалась к нему и запустила руку под пояс. ‒ С чем пришла?
‒ Моя просьба тебе понравится, ‒ томно прошептала Эвика ему на ухо. ‒ Даже приплачу пару серебрушек.
‒ Что? Ты?
‒ Удивлён? ‒ продолжала шептать Эвика. ‒ Ну и, само собой, развлеку тебя прямо сейчас.
‒ Что взамен? ‒ насторожился надсмотрщик, поражённый обещанием от Эвики монет, чего раньше и подумать было немыслимо.
‒ Я же говорю: тебе понравится… Просто преподай Ламерне урок.
‒ Но… Её запрещено трогать…
‒ Значит, сделай так, чтоб никто не знал. Сделай так, чтоб она молчала. Или ты разучился?
‒ Хорошо… Я её проучу, ‒ Фарлапал сдавил шею Эвики чуть повыше ошейника. ‒ Но деньги гони вперёд!
Эвика согласно улыбнулась.
Поздним вечером Томирис домывала и додраивала посуду в кухонной пристройке. В общем-то, выпавшая на этот вечер работа не была тяжёлой, скорее нудной и грязноватой. Жир, застывший на руках, потом плохо оттирался и придётся греть воду, чтобы окончательно от него избавиться. Но всё равно, можно сказать, этот вечер – вечер отдыха. От других работ, что приходилось выполнять, до сих пор болела спина и гудели ноги. Впрочем, думала Томирис, это всё же лучше, чем безделье. Ведь работа, как оказалось, позволяет отвлечься от чёрных мыслей. Томирис знала, что нельзя унывать. Знала и продолжала надеяться. А работать приходилось спозаранку и допоздна. Фарлапал, которого она в мыслях сравнивала с въедливым клопом, так нагружает, что и продохнуть некогда. Он с самого начала намекал, мол, может облегчить её жизнь, стоит только проявить к нему тепло. Что такое «тепло» Томирис просекла сразу – по его глазам. А потом была стычка и старший надсмотрщик Антан запретил Фарлапалу давить на новую рабыню. Царевна понимала, что въедливый клоп затаил зло. И ищет случая отыграться. Но пока что не посмел даже нарушить запрет – стянуть с неё балахон или хотя бы башлык. Но будто мало было Томирис хлопот с Фарлапалом, так ещё и дворовые рабыни стремятся напакостить. Сперва донимали (не иначе, как по науськиванию Эвики) почему Ламерна прячет свою внешность. Потом принялись глумиться, мол, Ламерна – страшилище и ей запрещено открываться, дабы не распугивать собою мужчин. Потом стали всякие гадости подстраивать. То вымытую посуду испачкают, а то и разобьют что-то. Или, как шесть дней назад, постиранные ею вещи замарают. И Фарлапал тут как тут! Тут же раздаёт оплеухи и лупит по спине и ногам плетью. Да и другие надсмотрщики при случае тоже плетьми охаживают. Некоторые из них предлагали защиту от Фарлапала, за «тепло» само собой, но получив отказ, начинали придираться и не меньше въедливого клопа нагружали работой.
Так продолжалось уже больше двух Урданов. Томирис чувствовала, что может не выдержать и попытаться сбежать. Понимала, что сбежать, конечно, не получится. Понимала, что даже вырваться за стены владения Лауда ‒ и то при удачном стечении обстоятельств ‒ этого мало. Там, в Лаате, её тут же разоблачат. А от «подружек» помощи ждать и вовсе смешно. Они первыми же её заложат. Ну а после поимки Томирис вообще могут закрыть в сырой яме с решёткой вместо крыши. Во владении Лауда она видела четыре такие ямы, где сидели наказанные рабы.
Остаётся одно – ждать и надеяться. Надеяться на вызволение. Рано или поздно дядя и ратники обязательно её найдут.
Домыв посуду, Томирис вышла из пристройки. Было поздно, начиналась ночь. Пора спать. Сон – то единственное, что не в силах у неё отобрать.
Пристройка, где её поселили, была крохотной – двадцать шагов в длину и десять в ширину. Никакого убранства, всё что тут имелось – только циновка с тонюсеньким, местами протёртым одеяльцем и старый скрипящий стульчик с отломанной спинкой. И узенькое окошко, затянутое пузырём. Вместо входной двери – полог в виде старой полинялой тряпки с мелкими дырками и въевшимися пятнами. На стене висел ржавый держак для лучины. А вот лучин тут не было и Томирис не стремилась их у кого-то выпросить. Кроме того, пришлось бы тогда выпрашивать и огниво ‒ кремень с кресалом и какой-никакой запас трута. Вот, собственно, и всё убранство.