И всё же, отчего вдруг на эти мысли потянуло? Даже подозрительно. А то мало ли, ввели, скажем, в кровь какую-нибудь дрянь, чтобы он умишком повредился; и сам ли, по внушению ли, удумал, что теперь на том свете. Да уж… Возможно, для безумца это было бы вполне обоснованное умозаключение. Да только, если некто хотел его разыграть ‒ просчитался. Он всегда не переваривал всё, что связано с мертвечиной – всех и всяческих упырей, мертвяков и прочей нежити. Любование Смертью – ему чуждо.
Вот подумал обо всём этом и понял, что, кажется, всё-таки сходит с ума. Или уже сошёл. Он не мог представить себе, какую же это игру надо было разыграть, чтобы его сюда затащить. И главное, а смысл в чём? И кто тот повредившийся рассудком таинственный вражок? Во всяком случае, для розыгрыша его нынешнее положение – явный перегиб.
А потом обратил внимание, что место, где он неизвестно сколько провалялся в гробу, – это своего рода огромная ниша или, наверное, сильно углублённый в скале карман. Он пошёл на источник света, не сразу различив, что источник этот – поистине великанская жаровня, скорее всего медная, доверху наполненная углями. Может это и странно, но света от углей получалось достаточно для освещения огромнейшей пещеры.
Он побрёл на свет, осторожно ступая босыми ногами по то и дело попадающимся на полу мелким камушкам. Оглянулся, позади оставалась его столбчаковая «лежанка», а камни что вокруг – он только теперь это понял – разбитая вдребезги крышка гробницы. Любопытно, кто и зачем её разбил? И ещё более любопытно, кто его поместил в эту древнюю гробину?
Первое, что его поразило при выходе из кармана – это огроменное изваяние высотой в четыре человеческих роста. Изваяние просто нельзя было не заметить. Полуголый бородатый мужчина в юбке и сандалиях. При виде каменного мужа ему навеялись невесть откуда взявшиеся образы про великана, подпирающего небо. Этот истукан тоже как бы подпирал свод пещеры. Только вот зачем? Кому понадобилось ваять истукана здесь? Ладно бы великан украшал очелье здания, как, например, в каменных храмах. Но здесь-то? Запутанный, он подошёл поближе. Странно, следов обработки камня на истукане нет, великан гладенький, будто литой. И кажется, вещество – разновидность дикого камня. Литьё в дикаре? Он призадумался. Такое литьё ‒ это из области высокоразвитого искусства. Значит, странно вдвойне.
Он не знал, сколько бы ещё пялился на этого великана, чувственно любуясь соотношениями золотого сечения, но, наконец, проснулось чувство самосохранения. Туман в голове развеялся окончательно, боль почти ушла, а резь в животе обозначила жуткий голод. Стало ясно, что надо немедленно заняться делами насущными. Первое: как отсюда выбраться? Второе: где достать еды? Причём, при мыслях о еде в голове возникали образы обыкновенного каравая хлеба. Выходит, он в самом деле давно ел, ежели мечтает не о разносолах, а о простой, пусть даже чёрствой хлебной краюшке. Ну и третье: а один ли он здесь? Вопрос не пустячный, ведь кто-то же его сюда затащил.
Следующие четверть часа он бесшумно бродил по пещере, благо босые ступни способствовали его утайке. Пещера оказалась даже больше, чем он принял поначалу. Осветительная жаровня давала на удивление достаточно света, однако тот изливался таким образом, что освещались стены и потолок, пол же был погружён во мглу. Поэтому он не сразу сообразил, что тёмные груды в отдалении – вовсе не брошенный тут мусор. Это были мертвецы. Но на сей раз взаправдашние.
Любопытство и надежда разгадать тайну своего здесь появления подвигли его осмотреть покойников.
В общем-то, он уже готов был ожидать чего угодно, но всё же немного оторопел от увиденного. А умозаключения, что родились при осмотре, заставили вспомнить, что он в этом мире чужак. Одежда на мертвецах была явно кустарного изготовления. Признаваясь себе, его поразили не пятна крови и не следы ожогов – убитых он навидался, как говорится, по горло, – поразили именно вещи и принадлежности. Плащи, портки, балахоны были явно домотканые. И неплохого, кстати, качества. Разве что окрашены довольно тускло. Но это как раз объяснимо. Раз уж убиенные обрядились в кустарщину, тогда и краски должны быть естественными. Если этот мир, а судя по убитым, так оно и есть, не вышел на звёздный или предзвёздный уровень, то странно было бы ожидать иного. Ведь все эти аляпистые ядовито-зелёные и прочие режущие глаз расцветки изделий промышленно развитых миров – плод сугубо мёртвой природы. В тёмных мирах всегда так – ископаемые становятся основой промышленности, даже отчасти еда. А вот уровень этого мира предстояло ещё выяснить. Несомненно, он тёмный. Но то ли из совсем молодых, то ли здешние хозяева по каким-то причинам сдерживают его развитие. Далее, сапоги и сандалии на покойниках были явно сделаны вручную из сыромятной кожи. То же впечатление производила и сумка, перекинутая через плечо у одного из убитых. Внешне она выглядела гладко и плоско, напоминая полевую сумку вояк из некоторых промышленных миров. Правда, застёжка совершенно иная – без клацалки; самая простая пряжка, медная.