Недалеко от площади Радости и вправду стоял постоялый двор, огороженный высоким забором, за которым, судя по звукам, размещалась конюшня для гостей. Стривар прошёл в простые деревянные ворота, у коих маячил опрятно одетый детина с дубинкой на поясе, и направился ко входу. За тяжёлой дверью оказался просторный зал, хорошо освещённый подвешенными под потолком свечницами, заставленный как длинными столами, так и малыми столиками на двух-трёх человек. Посетителей оказалось в это время не густо, постояльцы насыщались поданными блюдами, а меж столами сновали служанки.
Присев за первый же пустующий столик и закинув за спину щит, Стривар рассматривал зал, следя как порхают с подносами девушки. Их он насчитал аж шесть и вскоре понял, что не все они были вольнонаёмными. Три девицы, особо не отличавшиеся от других одеждой, тем не менее, носили на шеях ошейники из коричневой кожи. И глядя на них, пришелец наконец понял, что его так подспудно и тихо раздражало в этом городе. Рабство. Примерно треть горожан, по его прикидкам, являлась рабами. Он уже давно понял, что Лаат – самый обыкновенный город Киртамада, хоть и крупный по местным представлениям. Обыкновенный в смысле царивших тут порядков. А значит, рабовладение было распространено и по всей стране. А как с остальными землями Заара? Везде ли так? Это ещё только предстояло выяснить.
Задумавшись, он спокойно смотрел, как к нему приближается рабыня и с лёгким поклоном застыла у стола. Мальварка, лет где-то двадцати пяти, немного заспанная, не смотря на полуденное время, но и следов несчастья на её лице заметно не было. Она тихо спросила, желает ли он остановиться здесь на несколько дней и что ему принести из еды. Стривар слушал её голос и ловил в нём отзвуки тоски… или затаённого горя. Но от девушки не исходило ничего, хоть как-то похожего на несчастье. Смирилась со своей участью? Или и того проще – считает, что ей в чём-то повезло?
‒ Да. Мне бы угол какой-нибудь с кроватью, ‒ ответил он ей. ‒ И простой каши поесть. И что-то попить на потом.
‒ У нас имеется хорошее красное вино, ‒ с готовностью отозвалась девица. ‒ Хозяин закупает его у лучших виноделов нашего уреза.
‒ Нет… Мне бы что-нибудь на травках настоянного. Или можно молока.
Брови рабыни дёрнулись вверх, она чуть не спросила, отчего гость не хочет почтить Кемолота, но вовремя прикусила язык. А-ну как пожалуется! Не хватало ей ещё недовольства хозяина из-за такого пустяка.
‒ Покои твои, господин, будут скоро готовы, я сообщу приказчику. А всё остальное сейчас будет на столе.
И она упорхнула. А Стривар чувствовал себя сейчас немного неловко в шлеме, жалея, что так преждевременно нацепил его. Впрочем, никому из посетителей не было дела до нового постояльца. А вопросы от прислуги вряд ли последуют. И осматриваясь, он только теперь понял, что шумная горстка постояльцев за столом напротив состояла из рувов-вигот. В Лаате они как-то мало ему попадались. Если к Рогбаку, благодаря постоянному общению, Стривар успел привыкнуть довольно быстро, то солнечные рувы оставались для него в диковинку. Он взял себя в руки и перестал на них таращиться. А когда рабыня принесла поднос с кашей и выставила на стол кубок с молоком, тщательно при этом давя улыбку, он сделал вид, что не заметил её рвущейся наружу насмешки и, взяв ложку, сделал пробный зачерп. Каша оказалась весьма вкусной, но непонятно из какой крупы сваренной. Так, в одиночестве, он спокойно наслаждался едой и лениво перебирал в уме замыслы на следующий день. И не сразу заметил, как в дверях возникла девушка в роскошных красных одеждах, осмотрела зал и надолго остановила взгляд на нём. Он почуял её взгляд, посмотрел в ответ, отметив красоту и присущий ей вкус в самоукрашении. Тысячи мелочей, что могли бы поразить его, будь Стривар хоть немного более сведущ в местных веяниях и обычаях, остались за пределами восприятия. Он вновь погрузился в себя, не замечая, как девушка в красном подошла к рабыне и что-то сказала ей. Не видел и перекочевавшую из рук в руки монету. И даже не заметил, как гостья исчезла из зала.
Расправившись с кашей, запил её молоком. И решил, что настало время посмотреть приготовленный для него покой. Уже другая ‒ вольнонаёмная девушка получила за еду четыре медяка и провела его сквозь зал к почивальням, где в длинном проходе виднелись двери покоев для постояльцев. Помещение оказалось не очень-то большим, но и не крохотным. Чистое и в чём-то уютное. Кровать, столик, стул и окошко с занавесками. Кое-какая утварь там и сям, лохматый и не успевший выцвести ковёр на полу, да по паре свечников на стене у входа и в углах противоположной ‒ той, что у окна. Вот и всё убранство. Могло ли быть лучше, Стривар попросту не ведал, а вот то, что могло быть и хуже, понимал прекрасно. Постоялые дворы в малых городках, в которых довелось ночевать по дороге в Лаат, наглядно показывали, что богатство города и его жителей может сказываться буквально на всём. Даже на обыкновенном быте.