Выбрать главу

Сбросив на кровать скатку, суму, щит и шлем с подшлемником, вернул на голову башлык и заметил на настенной полке ключ с замком. Замок не выглядел каким-то кузнечным чудом, простой и грубоватый. И наверняка не защитит от ловкого вора. Но само его наличие говорило, что хозяин двора старается хоть как-то обезопасить постояльцев и себя заодно от неприятностей. Другой вопрос, широко ли распространено в Лаате воровство? Бич ли это? Или явление редкое? Стривар, понятное дело, этого не знал. Он закрыл за собою дверь, навесив на петли дужку, и дважды провернул в замочной скважине ключ. И отправился искать служанку.

Та вскоре нашлась и приняла от нового постояльца четыре серебряных гроша и ещё двадцать пять медяков – плату за полный Урдан. Выходило, что за сутки постоя тут брали полсеребрушки или же двадцать пять грошей медью. Дорого ли это, пришелец не знал, просто не с чем было сравнивать. В дороге-то постой оплачивала Фейда. Оставалось только положиться на слова Рогбака. И поскорей, пока ещё есть какие-то деньги, убраться из Лаата и вообще из Киртамада, коль уж тут многое, если не всё, завязано на них.

Служанка сопроводила и показала имевшиеся в задании удобства, без устали расписывая все прелести своего заведения. Стривар, впрочем, охотно поверил ей. В сравнении с постоялыми дворами, что он посетил по дороге, здесь не надо было бегать по нужде на улицу, нужник имелся в отдельном закутке первого яруса. И что очень порадовало, имелась здесь и банька. Хоть и небольшая, но всё же.

Выведав всё, что хотел, Стривар посетил нужник и отправился в баню. Постояльцев в эту Коранту, по словам служанки, было мало. Почти пустовал второй ярус, где размещались одни лишь покои. И потому Стривар со спокойной душой затворил за собой дверь на щеколду и прямо у порога разоблачился, предвкушая, как залезет в горячую воду. Баней оказалось глухое, имевшее довольно скромные размеры, помещение с притолочными колодцами вытяжки. Тут не было ни парилки, ни чего-либо похожего. Каменный пол и деревянные стены, пара длинных, широких лавок и посреди помещения три толстостенные бочки. Одна огромная и две поменьше. В них, стараниями прислуги, всегда имелась горячая вода. Он выбрал самую большую бочку и погрузился в воду с головой. Вынырнул и принялся блаженствовать, вдыхая приятный запах травяной отдушки.

Время текло неспешно. Вода успела поостыть и пришли ленивые мысли, что пора бы поскрести кожу имевшейся тут щёткой. Но смежив веки, Стривар решил ещё немного покиснуть. И, наверное, задремал. И почудилось ему, как его плеч коснулись нежные девичьи руки, а лёгкое дыхание и распушенные волосы щекотнули ухо и шею. Дивное видение пригрезившейся красавицы вызвало в душе волну расслабленности и блаженства. Ему чудилось, как ласковые руки растирают ему плечи, как затем в бочку забирается почти невесомое, лучащееся женственностью тело, как горячо оно прижимается и как с готовностью отзывается внезапному наваждению мужское естество. И только когда сильные ноги обвили его бёдра, он приоткрыл веки, словно бы спал во сне и, во сне очнувшись, вдруг увидал прекрасный девичий лик, распалённый страстью и дарующий негу. Полные, горящие алым цветом губы, зелёные глаза и чистая белая кожа, да грива тёмно-русых волос, от которых пахло цветами. И горячее дыхание…

Но если он проснулся во сне, то всё же не спит? Или спит? Во сне? Грань яви и сна была стёрта, неожиданно чарующий сон не желал отпускать из силков, но лёгкий молоточек беспокойства застучал-таки где-то в уголочке сознания.

И тогда он поглядел на явленную во сне красавицу по-иному, тем зрением, что звалось колдовским. Тончайшие ниточки Силы, что вились вокруг соблазнительницы, уходили куда-то… не ввысь, нет. Уходили в иной пласт действительности Заара. Их было много этих нитей, очень много. Сотни? И среди них, среди этих блеклых ниточек сейчас ткалась словно бы из ничего одна, что тянулась из силового кокона Стривара. Тянулась и намертво вплеталась в узелок кокона красавицы. И по нити, сперва с трудом, но с каждым ударом сердца всё сильнее истекала его собственная жизненная сила. Сила, что питала и наполняла грубую плоть и даровала ей жизнь.