Ожидание надолго не затянулось. Даже не пришлось поскучать. Приказчик вновь появился на крыльце и сделал приглашающий взмах.
‒ Идём, уважаемый. Господин Лауд готов тебя выслушать.
Проходя по внутренним покоям и залам, Стривар сдерживался, чтоб не вертеть головой. В убранстве было много любопытного. Крикливая роскошью утварь, прекрасные изваяния и мозаики, тканные полотнища с изображениями охоты и любовных утех. Всюду сновали богато одетые слуги и рабы. И много охраны. Даже чересчур много. Довольно скоро Стривар уже открыто таращился на пестрящее убранство. Когда ещё доведётся посмотреть, как живут работорговцы?
Лауд принял его в рабочем покое. Торговец выглядел именно так, как описала его Лагрис. Моложавого вида средних лет мальвар, склонный к полноте, но за внешним обликом был заметен и его истинный возраст – где-то под сотню заарских лет. Даже в этом блазна не ошиблась. А ведь по её словам, Лауду удаётся скрывать свой возраст. Только вот зачем? Неужели только из-за каких-то тонкостей в торговых делах? За спиной торговца застыл в полном боевом облачении охранник. Судя по его оружию, не из простых вояк. Должно быть, сам начальник охраны.
Охранника Стривар удостоил лишь мимолётным взглядом. Всё внимание он обратил на торговца.
‒ Итак, уважаемый, ‒ первым начал разговор Лауд, ‒ тебе зачем-то нужна Ламерна. Мак сообщил о твоём настойчивом предложении.
‒ Всё так, уважаемый, ‒ кивнул Стривар. ‒ Я собираюсь выкупить её.
‒ Но почему я должен её продавать тебе? У меня уже есть покупатель, готовый заплатить приличную цену.
‒ Я дам больше.
‒ Может и дашь, ‒ раздумчиво ответил Лауд. ‒ Может быть. Но я уже обещал её одному покупателю. И не могу нарушить слово.
‒ Назови свою цену и я заплачу её, ‒ не сдавался Стривар.
Лауд вздохнул и печально покачал головой. Ему было жаль терять столь редкого покупателя, для которого, по его уверениям, деньги не имели значения. Эта была единственная причина, почему он до сих пор резко не оборвал разговор.
‒ Скажи, уважаемый, ‒ обратился торговец, ‒ а зачем она тебе? Может выберешь другую рабыню? У меня очень большой выбор, на любой вкус.
Стривар стянул башлык и подметил, как дрогнуло лицо работорговца.
‒ Я знаю, что она артанка. Я собираюсь вернуться с ней на Родину и передать Ламерну родне.
‒ Понятно… ‒ Лауда разочаровал ответ гостя, ведь тому не нужны никакие иные рабыни. ‒ Ты надеешься, что её родня хорошо вознаградит тебя? Покроет расходы и приплатит сверху?
Стривару его слова показались чушью. Он промолчал. Но его молчание Лауд воспринял по-своему, как подтверждение своим словам.
‒ Сколько ты хочешь за неё? ‒ холодно спросил Стривар, подозревая, что торговец в чём-то юлит.
Лауд, естественно, не думал отвечать на вопрос, ибо зачем этому настырному артану знать про давние заказы Сестринства? Что на сей раз сёстрам понадобилась не просто артанка, каких проще было заполучить в той же Полане, а дева из знати, причём хирканской. Цели Сестринства Лауда не касались и не волновали. И покупая Ламерну у своего бывшего охранника, он не сомневался, что она беглая хирканская дворянка из стана разгромленных сторонников свергнутых Алостров. Незачем этому артану знать и то, что за Ламерну он рассчитывал получить тридцать, а то и все тридцать пять золотых монет. Хотя в Лаате её самая большая цена была бы монет восемь или девять золотом. Незачем гостю знать и про скорое появление хеонского покупателя. Но, тем не менее, торгашеское нутро взяло верх и Лауд назвал явно завышенную цену:
‒ Сорок золотых.
На лице посетителя не отразилось ничего, тот спокойно сказал:
‒ Хорошо. Сорок так сорок.
‒ Ты не понимаешь, уважаемый, ‒ стал терять терпение Лауд, ‒ я не могу нарушить слово.
‒ Пятьдесят.
Торговец запнулся, проглотив застрявший в горле отказ. На пятьдесят монет он не мог рассчитывать и при самом лучшем раскладе. Это стоимость сразу десяти самых лучших его рабынь, на которых далеко не каждую Коранту находится покупатель. По старой привычке Лауд уже готов был потереть руки, но перед глазами встал серый балахон. Резко и противно засосало под ложечкой, а сердце сдавило тяжестью, да так, что стало невозможно глубоко вздохнуть. Незнакомец, что вырвал из него обещание, шутить не будет. Лауд не хотел однажды увидать его снова, причём это будет последнее, что он увидит в своей жизни.