Тем временем другой заклинатель уже водрузил голову Элорского на алтарь с колдовским узором, успев обмыть обрубок и намазать его нужной мазью. Дымки от курильниц тянулись ввысь, чтящий вполголоса распевал восхваления-заклинания. А спустя полчаса Ипета, усаженного в обрядовый престол, ввели в состояние оцепенения, высвободив его сознание. Под воздействием воскурений и управляющих слов он дотянулся до сознания Ямы.
Коршун с некоторых пор не нуждался в настраивающих камланиях. Привычно сосредоточившись, влился сознанием в связующий поток. Он умел это делать сам, но с Ипетом связь получалась крепче, длительней и мощнее. Поток захлестнул его.
Накана вынесло из плотного тела и понесло потоком прямиком к самому обширному и красивейшему из градов поднебесья – туда, где царствовало бескрайнее надмирное Надъявное Море. И в этой Надъяви он устремился к одной из Сил. Следом накатила волна опьяняющего могущества, когда он стал единым целым с Ямой. Теперь Сознание Почитания предстало как нескончаемая сеть, напоённая звенящей силой, раскинувшаяся над всем Зааром. Множество множеств отростков тянулись к землям мира, где в храмах, святилищах, раках и просто где угодно молящиеся славили или просили Лучистого Кайвана. Отдельные отростки сливались в реки, те текли ввысь, иные убегали вспять – обратно к молящимся, а над великой сетью виднелся чудовищный по ощутимости силы поток, уходящий в иномирье – к Божественному Престолу и самому Царю Света Кайвану.
Коршун удержал в узде сознание и начал поиск. Он искал следы Харана Элорского, подавляя досаду, что те, как оно должно быть в подобных поисках, не обнаружились сразу. Не имелось даже полноценного слепка сознания Элорского – обрубок являлся всего лишь опустошённой плотью. Но с его помощью Коршун надеялся разыскать хоть какие-то отголоски прошлых тонкотелесных взаимодействий покойного с Ямой. Со временем, от перенапряжения Перст Веры перестал ощущать ход времени. Он не знал сколько вёл поиск. Следов не было. Это как будто высокопосвящённый Элорский вообще никогда не имел связи с Ямой. Такого не могло быть. Ну а привязка к обрубку стала вскоре напоминать Коршуну способ утончённого издевательства над самим собой. Обрубок был словно частью тела животного, по которому просто бессмысленно искать личность, так как всё равно выйдешь на Видового Духа.
Когда Перст Веры возвратился в себя, его глодало разочарование. Придётся искать убийц Элорского иным путём.
‒ Всё напрасно, ‒ устало бросил Коршун, осматривая приходящего в себя Ипета.
Заклинатели благоразумно ограничились молчанием и приступили к приведению покоя в исходное состояние.
‒ Сегодня будет хороший солнечный день, ‒ задумчиво сказал Коршун. И обратился к мулу: ‒ Ипет, ты давно бывал снаружи?
‒ Давно, господин.
‒ Сегодня тебя отведут погулять. Ты любишь гулять?
‒ Да, господин.
‒ У тебя есть какие-нибудь пожелания?
‒ Не знаю, господин.
Коршун переместил взор к застывшему в ожидании распоряжений заклинателю.
‒ Ипет ведь не лишён животного начала?
‒ Не лишён, брат Накан, ‒ излишне спокойно ответил чтящий.
‒ Ему хоть раз приводили женщину?
‒ Однажды, брат Накан… Брат Коготь как-то распорядился…
‒ И что же?
‒ Привели ему девку из рабынь, так эта дура испугалась сама и чуть не испугала Ипета.
‒ А как же его мужское естество? При его устройстве, подавлять его вредно. Он пока молод – года два на вид, но уже скоро это приведёт к жильной неустойчивости, к потери самообладания.
‒ Прости, брат Накан, но это нам известно. Я лично каждый Урдан навеваю Ипету приятные сны. Он разряжается во сне.
‒ Да, это выход из положения. Но о таком имуществе надо заботиться всё-таки более бережно. Советую купить ему прожжённую потаскуху, которая не испугается, а наоборот будет довольна. Думаю, брат Коготь не станет возражать. У меня есть предчувствие, что Ипет нам ещё очень поможет.
Взяв с собой лишь одного провожатого, назначенного братом Когтем, Коршун решил лично посетить особняк Элорского. Чтящий в звании младшего дознавателя был совсем молод и старательно напускал на себя спокойствие. Кратко поговорив с ним во время седлания коней, Перст Веры по речевым оборотам распознал в нём рунда из местных. Это могло пригодиться, всё-таки местные лучше чувствуют что здесь где и как. Брать привезённую с собой свиту Коршун не стал, её время ещё не пришло. Пусть бойцы пока побудут в крепости и наравне с остальными чтящими поупражняются в воинском мастерстве. Собственно Перст Веры не нуждался в охране как таковой. Цари и дворяне сами по себе могли быть искусными бойцами, но охрана их жизней зачастую зависела от численности воинов ближней стражи. Коршун же не был дворянином, он был высокопосвящённым чтящим и потому привык полагаться на себя и только. Случись ему взять с собою отряд хоть в сто мечей, это они бы находились под его защитой, а не он под их.