Три часа конной езды вывели всадников на широкую дорогу, следуя по которой они вскоре достигли южного предместья столичного града. Отсюда и до самых стен Хирканы тянулись посадские застройки низовых ремесленников, бедняцкие лачуги, длинные рабские бараки, немногочисленные дешёвые лавки и корчмы. Всё это разрослось по обе стороны мощеной дороги, от которой отрастали кривые и петляющие улочки. Там, в глубине улочек, царили толчея и шум. Проезжающим по дороге всадникам загодя уступали дорогу, а Коршун посматривал по сторонам и иногда морщился от доносившейся вони вывариваемой кожи. Как при этой варке дурели от вони рабы, он только догадывался. Стук плотницких молотков и стук кующих нехитрые бытовые вещички кузнецов из тех, что победнее, доносился, казалось отовсюду. Лавочники сидели в тени навесов, где-то гоготали гуси, а за мастерскими каменщиков виднелись огромные жернова, где рабы перемалывали в муку камни.
У городских ворот, над которыми реял стяг с Крылатым Львом – гербом Алостров, пахари терпеливо ожидали, пока стражники досмотрят их телеги. Коршун направил коня мимо повозок. Скучающие стражники, лишь только увидав кайванитский лунный серп провожатого, выставившего на обозрение семиугольник, молчаливо пропустили конных чтящих в столицу.
От южных ворот Хиркана начиналась нижним городом, где издавна селились простолюдины. Громко цокая подковами, кони шли по плотно подогнанным булыжникам. Все дороги и площади, как и положено любой приличной столице, в Хиркане были мощёнными.
‒ Едем прямо?
‒ Да, брат Накан, ‒ отозвался провожатый. ‒ До улицы ткачей. На ней повернём, иначе угодим на рынок, где потеряем много времени.
Коршун с любопытством посматривал по сторонам. Дома в нижнем городе теснились один к другому, зачастую впритык, а иногда разделённые узкими улочками. Но все дома из литого камня и крытые черепицей. Да и горожане, в отличие от обитателей предместья, одевались получше. Попадались даже прилично одетые рабыни, чьё положение выдавали лишь ошейники. По всему выходило, что Хиркана достаточно богата.
За улицей ткачей, провожатый повёл Перста Веры по другим ремесленным улицам. Торговые лавки и стайки детворы, небольшие дворики и колодцы – всё кипело жизнью. Повидав несколько стран, Коршуну было с чем сравнивать: по обустройству и зажиточности Хиркана уступала только блистательному Арфиону и некоторым итранским городам.
‒ Вот ворота в мёртвый город, брат Накан, ‒ показал рукой провожатый. ‒ Через него мы быстро окажемся в высоком.
Коршун кивнул и всё также тронулся следом за дознавателем. Привратная стража как всегда молчаливо проводила их взглядами. А оказавшись за стенами мёртвого города, всадники пришпорили коней. Здесь было малолюдно. Среди родовых усыпальниц знати, памятников, тисовых и грабовых садов и обрядовых рак, где отпевали усопших, гулял прохладный ветер, словно напоминая, что здесь не место живым. Спустя треть часа всадники въехали в высокий город.
‒ Долго ещё? ‒ Коршун осматривал ближайшие особняки, больше похожие на небольшие крепостицы. Ему не очень-то нравилась мысль пересекать весь высокий город.
‒ Скоро будем на месте, брат Накан. Там за Кленовой улицей будет Гласная площадь. Особняк Харана Элорского как раз выходит на неё.
По пути иногда попадались дома попроще с примыкающими к ним лавками. Тут разрешали селиться искусным и известным мастерам. Чаще попадались лавки зельщиков, оружейников и портных. Коршун отметил, что стража на улицах почти не видна, дворяне часто перемещались верхом, иногда встречались запряжённые двойками коней коляски, а также крытые носилки, что тащили на себе по шесть-восемь рабов. Особенно много таких носилок оказалось на площади. Знатные женщины редко утруждали себя пешими прогулками.