‒ Тебе нечего бояться! ‒ он встряхнул блазну и заставил смотреть себе в глаза. ‒ Жезл надо уничтожить. И я уничтожу его, когда узнаю, как это сделать, не навредив тебе. Очень уж крепко он с тобой связан. Возьми! Он теперь твой!
В ушах зазвенело. Лагрис несмело приняла жезл. И зажмурилась, ожидая немедленной, нестерпимой боли. Но ничего не произошло. Теперь Ужас зажат в её ладони. Не верится, что это правда. Не верится, что Лауд в прошлом. И не верится, что вечный страх тоже в прошлом. Но откуда-то из глубины сознания всплыла мысль, что по-настоящему страх отступит, когда жезл будет сломан. За этой мыслью пришла другая: надо радоваться! Радоваться, что осуществилась самая безнадёжная мечта! Но Лагрис оказалась слишком уж ошарашена. Несомненно, радость обязательно придёт, но когда-нибудь позже.
Побелевшие пальцы настолько стиснули жезл, что ещё немного и начнутся судороги. Волевым усилием она заставила себя разогнуть ладонь. И когда подкатила волна пробуждающегося страха, пришлось подавлять его с ещё большим усилием. С огромным трудом, но это удалось.
Оторвать глаза от жезла не осталось сил. И что теперь с ним делать? Конечно, его надо всегда держать при себе. Но как свыкнуться с постоянной близостью этой мерзости?
‒ Успокоилась немного? ‒ Стривар пригладил ей волосы.
Прижавшись к нему, Лагрис еле заметно кивнула. Сама себе она напоминала сейчас мышку, забившуюся в глухой закуток.
‒ Ну, раз успокоилась, ‒ Стривар проследил, как она растеряно прячет «проклятый подарочек» в одежде, ‒ скажи, что ты знаешь о своём ошейнике? Что если теперь, когда жезл у тебя, попробовать снять его? Я, прости, так и не смог разобраться в волшбе Сестринства.
‒ Жезл управляет ошейником… ‒ проскрипел её голос, горло как будто засыпало песком. ‒ Но не даёт над ним власти.
‒ Это плохо… Ну, ничего, когда-нибудь я решу эту загадку. Или найду того, кто знает.
И тут её проняло. Тело, едва ни каждую мышцу, охватила дрожь. Так бывает, когда позади верная гибель и задним умом понимаешь, что жизнь висела на волоске. В этот миг словно исчез незримый топор палача, годами нависавший над головой. Исчезло чувство постоянной угрозы и отсроченной смерти. Лагрис окатило пьянящим облегчением, да таким, что голова пошла кругом. И в порыве она пала пред Стриваром на колени, обхватив его ноги.
Он не успел ни помешать ей, ни отступить. Застыл, не зная куда деться под перекрёстными взглядами друзей. Впрочем, растерянность быстро прошла. Мягко, но крепко взял Лагрис за плечи и с силой поднял на ноги.
‒ Ты что? ‒ он пристально смотрел ей в глаза, не выпуская из рук. ‒ Голову потеряла?
‒ Стривар… ‒ глаза Лагрис повлажнели. ‒ Ты избавил меня от Лауда. Я благодарна тебе…
‒ Благодарна? Меня коробит такая благодарность. Не унижайся больше. Пойми, ведь тем самым ты унижаешь и меня.
Лагрис аж сжалась от его слов. И прошептала:
‒ Прости… Я не желала обидеть. Я только хочу быть благодарной. Не прогоняй меня.
‒ С чего бы мне прогонять тебя? Жаль, что ты так и не поняла.
‒ Не поняла? Чего не поняла?
‒ Причины, почему я помог тебе.
Ей казалось, что всё и так понятно: он просто не мог не помочь. Но выразить эту мысль вслух постеснялась.
Стривар как будто прочитал её мысли:
‒ Я примерно знаю, о чём ты думаешь. Но боюсь, ты немного ошибаешься. Я помог, потому что вижу: в тебе осталось человеческое. Ты не похожа на других рабов.
Лагрис молчала. Она готова была услышать любую оценку, даже жестокую.
‒ Тебя искусно ломали, ‒ продолжил Стривар. ‒ Ломали с детства. Воспитанием, как большинство заарцев. Потом при посвящениях. Потом, когда из тебя делали блазну. В Сестринстве, видимо, знают в этом толк. У тебя сильный дух и сила воли, но волю твою отчасти спеленали. Я насмотрелся на многих рабов, они готовы услужить за намёк милости от хозяина. И готовы растерзать любого, на кого хозяин покажет. Насмотрелся и на лаатцев. Среди них мало кто способен, как ты, пожертвовать собой. Помочь не ради выгоды, понимаешь?
‒ Не совсем, ‒ призналась Лагрис, дёрнув плечами.