‒ Выходит, не всех мужчин поубивали?
‒ Может и выходит, брат Накан. Но я тут почти Урдан торчу – скоро смена – и пока ни одного мужика не увидал.
«Новая странность», – отметил про себя Коршун. Про плотность разъездов, что в обычном течении службы выставляет полк, он спрашивать не стал. Перст Веры и так знал, что в такие разъезды обычно выделяется очередная сотня, распыляемая по десяткам. Но вот какова вероятность, что ближайшие Трироги окажутся где-то поблизости от Прилесья именно в «невезучее» для татей время? Такая вероятность была уж очень низкой. Коршун на своём и чужом опыте знал, что такие вероятности создаются заранее. Вопрос только – кем?
Вопреки ожиданиям, деревня оказалась не очень-то горелой. Пара изб дотла на окраине, да кое-где амбары, хлева и сараи. Остальные дома имели лишь следы огня, в основном на крышах. Во дворах, обсаженных снаружи явором да можжевельником, за оградами гуляли куры, гуси и утки. То там, то сям носились стайки мелковозрастной детворы, подростки хлопотали по хозяйству, иногда подгоняемые бабьими понуканиями.
Проезжая по главной деревенской улице, затенённой раскидистыми вязами и каштанами, Коршун осматривался лишь с той мерой любопытства, которая необходима в расследовании. Само копошение селян его не волновало, как, в общем-то, не волновала и постигшая их судьба. Единственное, что привлекло его внимание, был грубо вытесанный деревянный идол Кайвана, установленный посреди деревенской площади и окружённый кольцом смоковниц. А осмотревшись, направил подручных по дворам для опросов. Главное, что он должен был узнать, остался ли в живых кто-то из родни Полосача и если да, то что он знает о находках погибшего. Когда чтящие разбрелись по округе, Перст Веры переговорил с десятником. Выведал для начала имя полковника Трирогов. Им оказался некий Стремглав Дузай. Судя по прозвищу, полковник происходил из рода, держащего в управлении приграничный с Киртамадом город Дузай. А это, как-никак, высшая знать Хирканского Царства. Потом убедил десятника послать к полковнику вестового с приглашением побыстрей посетить подопечное Прилесье. Конорез, уверенный, что полковник сейчас находится в Камуре, где у Стремглава Дузая проживает семья, послал вестового сразу в город. После этого Коршун отпустил десятника и, когда тот с заметным облегчением удалился, поразмышлял о посланном приглашении, ставя себя на место полкового воеводы. Если он не глуп, то предпочтёт сам лично заявиться в Прилесье. Ибо когда в раскладе присутствуют львы, просто глупо доводить дело до посещения своего особняка Перстом Веры. Очень уж это заметно будет. Ведь незачем войсковому полковнику, пусть даже из самой родовитой знати, влезать в дело, от которого явно веет, самое меньшее, соперничеством между Тайной Стражей и кайванитами. А то и не соперничеством даже, а чем-то похлеще. Это если Дузая использовали втёмную. Ну а если он в деле заодно со львами, то либо тоже примет приглашение – для отвода глаз, либо сошлётся на служебные дела и исчезнет из поля зрения. Либо внезапно умрёт. Но такой исход совсем уж маловероятен, так как неминуемая шумиха только повредит отдавшему приказ на устранение.
Из всей родни Полосача, в деревне обнаружилась одна только родная сестра. Овдовевшая при нападении налётчиков, она осталась с четырьмя разновозрастными сыновьями на руках. Звали её Орлой и жила она в доме на отшибе.
Разыскавший её Рел проводил Коршуна к дому. Отдав старшему дознавателю поводья, Перст Веры оценил хозяйство – зажиточное по местным меркам и, пожалуй, богатое по меркам его родной страны. В Священной Итрании мало кто из вольных селян имел свой надел, большинство «сидели» на наделах крупных землевладельцев. А четверть пажитей возделывали потомственные рабы. Здесь же, в царстве Равара-седьмого, сказывалось влияние соседней Рундии. С оглядкой на неё хирканская знать вынуждена была терпеть многие вольности, оставленные простонародью от прошлых времён.
В ожидании известий, Коршун решил пока обосноваться в доме Орлы. Заодно отдохнуть и перекусить вместе с Релом. Хозяйка, уже знавшая, что к ней идёт сам Перст Веры Накан Коршун, встретила его в угрюмой растерянности. Но когда чтящие, звонко цокая бодцами по каменному полу прошли и уселись за стол, засуетилась, быстро смекнув, что гости голодны. Удалилась в пристройку, где стояла печь и принялась хлопотать с казанком. Вернувшись заметно нервничая, выставила на стол простые деревянные плошки с исходящей паром овсяной кашей, сдобренной взбитым маслом, да добавила ломти щирично-ржаного хлеба. Вооружившись грубо выструганной деревянной ложкой, что подала хозяйка, Рел с видимым наслаждением принялся за еду. Ну а Коршун, к удивлению женщины, отодвинул свою плошку и попросил примеченные у дома под навесом овощи. И когда Орла вышла, дал волю любопытству – прошёл к красному углу, где за занавесью рушника, расшитого цветочно-звериными узорами, нашёл маленького чернокаменного идола длиннозубой кошки. Коршун сразу почуял его, ещё когда уселся за стол. А теперь только удостоверился, что хозяйка чтит Вугиру. Вскоре Орла принесла ему свеклу и зелёную редьку. Он очистил их ножом и с не меньшим, чем Рел, наслаждением стал отправлять в рот нарезаемые куски. Насытившись, запил овощи молоком, уже ждавшим в крынке на столе.