‒ Что, проявила упорство и силу духа? ‒ безо всякого удивления спросил глава Тайной Стражи. ‒ Вся в тебя, брат, пошла. А вот Суру этого не хватает. Говорил же тебе, не надо его так пережимать.
В ответ Равар только фыркнул со словами:
‒ Мы сейчас не об этом!
‒ Не об этом, ‒ развёл руками Триум. ‒ Кто надоумил? Она ведь очень старательна в учёбе, так? Вот и плоды познаний на нашу голову!
‒ Ты хочешь сказать, ‒ возмутилась Ирла, ‒ что Томирис сама узнала о древнем обычае? Может тогда и про сень Стража Запада тоже сама вызнала?
‒ Может, ‒ решил поспорить с ней Триум. ‒ С её-то умением делать выводы по обрывочным сведеньям, ещё и не такое может быть. Я-то ведь почитываю докладные её преподавателей. А у наставницы Играды Корин много любопытных наблюдений в отчётах о твоей падчерице.
‒ Я подозреваю Тихоню, ‒ выдала своё мнение Ирла.
‒ А я больше подозреваю чтящих, ‒ объявил глава Тайной Стражи. ‒ Им это выгодно хотя бы. А что до Тихони, возможно, ты так говоришь из-за неприязни к нему.
‒ Тихоня, ‒ прошептал Равар. ‒ Я уже не дождусь, когда смогу вышвырнуть его из дворца.
‒ Потерпи, о жизнь моя, ‒ Ирла взяла его за руку. ‒ Скоро мы со всеми рассчитаемся.
глава 13 Огнекровь
Глава тринадцатая
ОГНЕКРОВЬ
С наступлением ночи дня седьмого Мрачного Урдана в заклинательный покой «Небесного Приюта» вошли двое заклинателей, неся за ручки довольно увесистый на вид ларец. Груз был и вправду тяжёл, а сам ларец, окованный спыжевой жестью, изобиловал вычеканенными защитными знаками и печатями. Когда заклинатели поставили ношу в отведённое место и присоединились затем к собратьям в приготовлениях к предстоящему обряду, из купели таинств, что располагалась в примыкающем зале, выбрался полностью обнажённый Накан Коршун. Ожидавший его младший заклинатель промокнул сперва волосы Перста Веры, а затем и всё тело широким перетирником и отступил на шаг – уступая место собрату-заклинателю. Тот, со скрещенными свечами на серебряном подсвечнике в руке, трижды осенил ими Коршуна знаком Лучистого и помазал его чело кисточкой, заранее смоченной в освещённом масле, также начертав на нём знак Царя Света. И отступил, в свою очередь освобождая место собрату. Заклинатель подал Коршуну исподнюю рубаху чистейшего белого цвета. После рубахи настала очередь подризника и сандалий из итранского сандалового дерева. Особый белый балахон, что был похож на ризу для праздничных богослужений, Коршун надевал уже сам. Так же сам натянул поручи, необходимые для стягивания рукавов балахона, выставив только руки, чтобы на них завязали завязки. Сам же после этого возложил на себя и широкую обрядную ленту со священными знаками Веры. И только затем один из заклинателей, трижды осенив Перста Веры знамением Всеблагого Кайвана, водрузил ему на голову белый клобук, олицетворяющий золотой венец, что носят праведники в Вечных Садах Лучистого.
Войдя в заклинательный покой, Накан Коршун неторопливо подошёл к ларцу. Здесь он не спеша натянул на руки перчатки из тонкой кожи и, после недолгих раздумий, протянул ладонь, коснувшись ларцового замка. Щелчок звонко огласил о вскрытии опасного груза. Коршун откинул крышку, всматриваясь в одну из ужаснейших книг Заара – «Огнекровь».
Прошло уже почти шесть тысяч лет, когда на исходе Времени Вторжения служителям Всеблагого Кайвана удалось захватить сию святыню пекельщиков. Даже не раскрытой, в окладе из неокисляемой красной меди «Огнекровь» смотрелась зловеще. Но не только давящее излучение пекельной скверны терзало Перста Веры при взгляде на книгу, от изображений, вытесненных на обложке, его брала оторопь, пробирая сразу и хладом, и жаром. То, что изобразили древние пекельщики, было настолько немыслимо, невообразимо, что Коршун теперь понимал, отчего само знание о существовании «Огнекрови» лежало под семью печатями среди высших тайн ордена. Искусно выполненный образ Царя Света – Всеблагого Кайвана-Лучистого на обложке соседствовал с не менее искусным образом Царя Пекла Иги-Мара. И оба образа сливались в единое целое, становясь одной сущностью.
Уже только за одну обложку Коршун готов был уничтожить эту книжную мерзость, но и оценил давнюю мудрость предшественников, решивших всё-таки сохранить столь ценную добычу. Потому как эта ночь станет одной из тех редких ночей, когда «Огнекровь» будет использована против её же почитателей.