Первым, к кому обратился Перст Веры, был Коготь.
‒ Полагаю, все наши братья-чтящие на рубежах, брат Иринир?
‒ Точно так, брат Накан, ‒ подтвердил тот. ‒ Боевые рубежи заняты, отряды развёрнуты. Сотники ждут приказов.
Коршун кивком показал, что удовлетворён. И посмотрел на Корина. Тот стянул с головы украшенный позолотой рогатый шлем и сообщил:
‒ Ко мне пробился представитель пешей стражи. Из тех семисот, что покинули Равара. Я хорошо знаю этого представителя, брат Накан. Это сотник Тургай из рода Велитуров. Он просит твоего разрешения участвовать в свержении Алостра.
‒ Обнажить меч против своих побратимов, друзей? ‒ холодно вопросил Коршун.
Лицо воеводы осталось бесстрастным. В его ответе не было и капли чувств, хотя в зеркалах глаз мерцали их отзвуки:
‒ Они жаждут своей кровью смыть невольный позор со своих родов и имени царской стражи. Позор – остаться в стороне, когда рядом повергают Пекельную Скверну. И позор нарушения клятвы верности своему царю.
Коршун сдержался, не став спрашивать какой из позоров сильней. Это выглядело бы насмешкой, Перст Веры был выше этого. Он спросил другое:
‒ Так почему же те тринадцать сотен сделали иной выбор?
‒ Некоторые не поверили в то, что царь спутался с Пеклом, ‒ решился на откровение Корин. ‒ Они посчитали, что Святому Престолу выгодно свергнуть Равара. Остальные хоть и поверили, но не могут нарушить клятву. Они избрали смерть в бою.
‒ На неправой стороне?
‒ Я знаю всех сотников, брат Накан, и многих десятников. Это достойные мужи из знатных родов. Сторона для них не так важна, как позор. Они выбрали смерть. А на той стороне она неминуема.
‒ Значит, не будут просить пощады… Впрочем, царская стража никогда ещё не сдавалась. Что ж, это их выбор. Но и драться они будут без поддавков. Так?
‒ К сожалению, ‒ согласился воевода. ‒ Они просто не смогут по-иному.
‒ Понимаю, ‒ произнёс Коршун. Он не мог представить, чтобы такие воины дали себя зарезать, как овцу. ‒ А как же всадники Горная Оринского?
На этот вопрос поспешил ответить Коготь, за что воевода был ему благодарен.
‒ Я только что принимал посыльного от Оринского. На словах тот передал, что в конном полку волнения. Но волнения эти, брат Накан, вызваны самим Оринским. Он жестко закрыл свой полк от поступления любых вестей и слухов. Возвещает, что дело кончится дворцовым переворотом, а всадникам лучше не смущать свои умы. Мои люди подтверждают слова посыльного – полк рассёдлан, вокруг стана оцепление из единомышленников Оринского.
Выслушав брата Когтя, Перст Веры прекрасно понял и подспудный замысел полковника конной стражи. Все без исключения всадники – это цвет хирканской знати. Оринский не мог допустить замарать свой полк в братоубийстве и тем самым посеять смуту и ненависть в умах и сердцах многих и многих родов. При других обстоятельствах Коршун, возможно, воспринял бы это как чистоплюйство, даже не смотря на явную дальновидность полковника и несомненную пользу его действий для государства. Но сейчас действия Оринского великолепным образом укладывались в русло замыслов Святого Престола – в Хирканском Царстве не должно быть потрясений.
‒ Ну что же, ‒ Перст Веры оглядел своих собеседников, давая понять, что более не задерживает их. ‒ Начинайте по готовности.