Наверное, это было сердце тайных подземелий. Огромнейший зал, сводами уходящий ввысь, где их не разглядеть из-за таящегося в вышине мрака, был озарён сотнями и сотнями жаровен. Но странное дело, жаровни испускали какой-то тускло-красный свет, а дымы от них не забивали здешний воздух. Тут не ощущались даже малейшие сквозняки, но почему-то не было и задымления. В местах, куда не доступал тусклый свет, в полутьме возвышались десятки истуканов. Томирис не могла их разглядеть, но они казались ей зловещими – слишком уж прячущиеся в светотенях грубые черты играли с воображением. Уже сама обстановка давила своей безотрадностью, унынием. Что уж говорить о давлении сгущенной Тьмы?
Не шевелясь, одними глазами Томирис следила, как чётко и отмерено возятся с чем-то ей непонятным служители в чёрных балахонах. Видно было, что на балахонах имелись золотые украшения, должно быть, конечно, колдовские. Видно было и то, что всех служителей окутывали хладные всполохи, но в них не было ни одного радужного проблеска, только грязно-белое, все оттенки серого и чёрного. И та противная муть, что так не понравилась Томирис, в их потоках была куда гуще и обширнее. Но были среди служителей и как бы не люди. Царевна не могла понять, что в них не так, тела вроде как у людей, но тела эти были скорей оболочкой для истинного облика – медлительных вихрей, свитых из всё тех же мрачных мутных прожилок грязно-белых, серых и чёрных оттенков, из которых отходили тончайшие молнии. Томирис только скользила по ним взглядом, не задерживаясь, как-то, не понятно как, понимая, что не надо заострять на этих странных служителях внимание.
Где-то вдалеке различались ровные ряды каменных лож, что служили пристанищем сотням покоящимся на них воинам, облачённым в полные доспехи. Они словно спали, держа при себе оружие. Но спали все как-то одинаково – образцово правильно, словно их уложили как мертвецов. Сколько их, Томирис не могла сосчитать. Впрочем, и не стремилась. Её тяготило совсем иное – где-то на задворках сознания временами восставали вопросы. Самые разные. И почему она здесь, и когда всё это кончится. Но быстро истаивали как призраки под лучами Озара. То, от чего она так стремилась убежать – всё-таки свершилось. Ненавистный жених, навязанный ей отцом, встретил её, как только царевну привели в сей мрачный зал. От одного только его взгляда она внутренне сжалась и не смела даже пискнуть. Он был вежлив и обходителен, но от него напирало просто чудовищное давление. Томирис при нём боялась хоть что-то сделать не так, как будто что-то внутри само одёргивало её от малейшего намёка на взбрыкивание. Она пришла в себя только когда он оставил её тут, забрав с собою и отца, и мачеху, и Сура с Ветлой.
Ей было ясно, сегодня не день свадьбы с Моэблохом. Но день этот наступит уже скоро. Ну а сегодня ей выпало присутствовать на каком-то ужасном обряде. Просто потому, наверное, что в Хиркане и в самом дворце отец не рискнул оставить свою дочь. Там наверху бунт. А здесь…
А здесь происходило то, что раньше ей не могло присниться и в самом жутком из кошмаров.
Не чуя ног, она не сходила со своего места. Оставленная в одиночестве, но под надзором многих и многих глаз, Томирис не различала хода времени. Здесь невозможно было к чему-либо привязаться – всё одно и то же. Всё те же жаровни, всё та же возня балахонов и безучастные истуканы вокруг. И когда, наконец, за ней пришёл сам Моэблох, царевна едва не лишилась чувств при его появлении. Она даже не поняла слов, что он ей сказал. Всё как в тумане. Только теперь она помимо его всеподавляющей силы увидала ещё и его внутреннюю суть. Токи сил и завихрения, что полнили его, были мрачными, с прожилками белёсых молний и красивыми серыми всполохами. И не было в нём ни капли мерзкой мути. Одна лишь игра сотен оттенков хлада.