Я ему говорю: "Так и так, сего числа убитый на наблюдательном пункте младший фейерверкер шестьдесят четвертой артиллерийской бригады, первой батареи Лепко явился до вас в рай".
Он на меня посмотрел со всех сторон и говорит: "Иди обратно:
мы таких, как ты, мурлов, в рай не принимаем". - "Что это за такое "мурлов"? Как это может быть, что вы не принимаете?
Новое дело! Не имеете права! Когда я шел на действительную службу, нам батюшка говорил, что тот солдат, который службу свою аккуратно справлял, до своего непосредственного начальства имея уважение и потом погиб в доблестном бою за веру, царя и отечество, - тот солдат безусловно сразу принимается до вас в рай. Какой может быть вопрос?" А он меня все-таки не хотит пускать и говорит: "Я ничего не знаю. Я пойду сейчас доложу господу богу. Пусть, как он скажет". Хорошо. Вот апостол Петр пошел до бога, возвращается назад и говорит: "Можно. Господь бог говорит, что если который солдат действительно службу свою аккуратно сполнял, до своего непосредственного начальства имел уважение и потом погиб в доблестном бою за веру, царя и отечество, тот солдат безусловно сразу принимается до нас в рай. Заходи, пес с тобой! Только сапоги вытри, а то у нас чисто". Я, значится, вытер сапоги об траву и захожу в рай.
Ну, конечно, какой из себя рай, известно: безусловно чисто.
4 Сметья под ногами нет. А под ногами есть то самое синее небо, которое, если посмотреть от нас, с батареи, то приходится вверху. А оттуда обратно - как раз внизу. Такая вещь.
При этих словах Лепко посмотрел вверх. Следом за ним посмотрели задумчиво вверх и все остальные. Голубой купол майского неба накрывал землю. Солнце садилось за неприятельским расположением. Огненная пыль висела в воздухе. И сквозь эту слепящую пыль нежно светлела на горизонте рыбья косточка - развалины сморгоньского костела.
Ух, как памятен мне этот майский полесский вечер!
- Начал я, значится, ходить по раю, - продолжал Лепко, бросив озорной взгляд на подпрапорщика, - Гуляю час, гуляю два, гуляю три. Вокруг ходят разные прозрачные ангелы. Ничего. Только вдруг захотелось мне страшно ужасно кушать. Ничего нет смешного. А как вы думаете? С самой смерти ничего не ел. Вижу: идет мимо меня какой-то ихний архангел с огненным тесаком, - видать, дежурный по раю, - чи Гавриил, чи Михаил - Если с тесаком, значит, Михаил, - сказал дискантом цыган Улиер.
- Нехай Михаил. Вот я ему и говорю: "Слушайте: у вас тут какую-нибудь порцию выдают? Бо я сильно-таки голодный". А он мне и говорит: "Что вы, что вы! Какой вы необразованный солдат! Тут у нас не земля, а рай, и никто не кушает, потому что вокруг - вы видите? - одни только бесплотные духи, то же самое сказать - прозрачные". - "Ну, я там не знаю, что за бесплотные духи. Очень может быть. Только я лично хочу кушать. Не могу терпеть". "Не полагается". - "Как это "не полагается"? Ничего не знаю. Веди меня до господа бога". - "Хорошо". Приходим мы до самого ихнего бога. Ну, конечно, какой из себя бог - известно: сидит на таком вроде троне, и вокруг него кущи. "Что такое за шум? - спрашивает. - В чем дело?" Я ему говорю: "Так и так, не дают кушать, в чем дело?"
А этот самый чи Михаил, чи Гавриил ему докладяет: "Это есть тот самыймладший фейерверкер Лепко с первой батареи шестьдесят четвертой артиллерийской бригады, который в доблестном бою пострадал за веру, царя и отечество". Бог спрашивает: "Солдат справный?" Я ему отвечаю: "А как же? Я службу свою аккуратно по уставу сполнял, до своего непосредственного начальства всегда имел уважение. Даже господин подпрапорщик могут подтвердить. А если вы мне не будете давать какую-нибудь пищу, тогда я лучше ухожу из вашего рая. Ну его к черту с таким делом!" Бог подумал-подумал и говорит: "Раз солдат справный, службу по уставу сполнял, до своего непосредственного начальства имел уважение, за веру, царя и отечество пострадал в доблестном бою, тогда ничего не попишешь. Дайте ему кушать". Тут дали мне полный бачок жареного мяса, полбуханки белого хлеба и кипарисовую ложку.
Пошел я себе в сторону, сел под райским кустиком и как следовает быть пообедал, а потом лег спать. Только я лег спать, как этот меня будит, чи Гавриил, чи Михаил: "Эй, солдат! Вставай! У нас в раю спать не полагается. У нас в раю находятся бесплотные духи. Они никогда не спят". - "А ну вас всех к черту! Веди меня до бога". Обратно приходим до бога. "Что такое за шум? - говорит. - В чем дело?" - "Солдат спать хочет!.."
Лепко рассказал, как бог подумал-подумал и позволил ему спать. Потом, выспавшись, Лепко захотелось курить, и как архангел не позволил, и как опять ходили до бога, и как бог, обратно, подумал-подумал и велел выдать восьмушку махорки "Тройка", газету "Русское слово" и две коробки спичек Лапшина: "Нехай курит, чтоб дома не журились".
Лепко рассказывал подробно, обстоятельно, не торопясь, изредка сплевывая и крутя на груди револьверный шпур свекольного цвета.
Чигринский хмурился, хмурился.
- А где же тут за меня? - наконец спросил он с напускной небрежностью. - Что-то я этого не замечаю.
- За вас сейчас будет, Капитон Иванович, - быстро сказал Лепко. - Это есть анекдот довольно длинный, часа на полтора.
Вот, значится, выкурил я две хорошие скрутки из махорки "Тройка" и газеты "Русское слово" и вдруг замечаю, что мне сильно необходимо до ветру. Побежал я по раю искать, где это находится. Бегаю, бегаю и ничего такого не вижу. Ну что тут делать? Подходит до меня этот самый чи Михаил, чи Гавриил:
"Ты чего, солдат, бегаешь?" - "До ветра хочу". Он даже рассердился: "Да ты что: с ума спятил? Здесь все-таки рай, а не бог знает что!" А я прямо-таки чуть не плачу: "Веди меня скорее до бога". Приходим. "Что такое за шум?" Архангел докладает: так и так. Бог подумал-подумал и говорит: "Нельзя". - "Как это "нельзя"?! - кричу я. - Как это может быть "нельзя", когда я уже больше не имею возможности?! Что такое, на самом деле!
Кушать даете, а до ветру не разрешаете! Тогда пустите меня назад, в часть!" Бог, обратно, подумал-подумал и говорит: "Раз солдат справный и пострадал за веру, царя и отечество в доблестном бою, тогда, поскольку мы ему действительно давали кушать, ничего не попишешь. Можно. Только отведите его подальше". Отвел меня архангел на сто шагов в сторону, выбрал тихое место за райскими деревцами, вынул свой огненный тесак и вырезал в небе аккуратный такой кружок. Небо там, знаете, синее, твердое, вроде стеклянное или, лучше сказать, фарфоровое.