— Я тот, кто соединяет оба мира. Я посланник Какулха-Хуракан, Чипи-Какулха и Раша-Какулха[33], я должен выполнить договор между владыкой Хураканом и владыками Хун-Каме и Вукуб-Каме — двумя высшими судьями Шибальбы.
— Мы знаем, кто ты, — ответили две тени. — Это и есть тот смертный?
— Да.
— Талисман с ним?
— Вот он.
Зуб ягуара лег в покрытую нарывами когтистую лапу, протянутую к спутнику Тутуль-Шива.
— Что ж, уговор есть уговор. Чамиахолом, дай этому смертному череп на твоем посохе.
На плечо халач-виника лег тугой кожаный перехват. И в это же мгновенье Тутуль-Шива вывернуло наизнанку.
Не в силах больше удерживаться на ногах, он как подкошенный рухнул на ледяной пол пещеры. Он видел, как изошедшее из него эфемерное свечение в виде человеческой фигуры медленно поплыло в сторону теней. На полпути к ним фантом, будто прощаясь, обернулся.
— Кукульцин?! — невольно слетело с губ халач-виника.
К счастью, он произнес это настолько тихо, что его не услышал даже его спутник.
— Плата за твое спасение и спасение твоего народа, — сказал сокол, повернувшись к Тутуль-Шиву.
По сводам холодной камеры пещеры поползли едкие смешки, перераставшие в дикий хохот.
— Поздно! — перекрикивая хрюканье, ржание и гогот, ответили две тени. — Ничто уже не спасет смертных!
Бог с белой кожей идет в окружении собак преисподней.
Скоро Кецалькоатль будет здесь!
Несомый чьими-то сильными лапами, Тутуль-Шив бредил. Ему чудилось, как натянутый до предела ветром мускул из огромного полотнища тащил по волнам безбрежного океана к Земле фазана и оленя гигантскую лодку, в сотни раз превосходившую те, которые он когдалибо видел в своей жизни. Они у берегов его земли. Из лодки на берег выходит сам Кецалькоатль! У него необычная белая кожа и растительность на лице. Его тело защищено непробиваемым куйюбом, а голова покрыта шлемом из такого же прочного блестящего материала.
За ним выходит еще один и еще… Их сотни, на привязи они держат собак с сильными челюстями. Много горя принесли они с собой. Их собаки рвут людскую плоть, их трубы, с грохотом изрыгающие огонь, везде сеют смерть, сами они, слившись с чудовищами о четырех ногах, словно вихрь, налетают на города и селения, оставляя после себя горы трупов и пепелища. Страшно было во сне, будто не покидал он вовсе царство Шибальбы. И снова другое видение. Отчего-то теперь у него самого белая кожа. Он живет в доме, где много этажей, в городе, которому не видно конца. В нем не найдешь пирамид, зато приходит время, и в город влетает целый рой белых мух. Они преобразовывали все вокруг, деревья сбрасывают листву и становятся похожи на выбеленные водами Чаака скелеты чудовищных животных, крыши домов превращаются в ритуальные шлемы жрецов из белых перьев цапли, а землю устилает огромный серебристый ковер, напоминающий тот, из его детства, что лежал у трона отца. Мухи падают на голые руки, словно дикие пчелы, жалят холодом и гибнут, превращаясь в капли росы…
— Очнись, — разорвалось в его голове.
Тутуль-Шив лежал на выкрашенном киноварью гигантском панцире броненосца. Высоко в небе, там, где должно быть солнце, висел огромный рот. Рядом, запустив под крыло крепкий клюв, приводил в порядок свое оперенье сокол. Заметив, что халач-виника пришел в себя, он сказал:
— Тебе пора. Ни о чем не спрашивай. Теперь с тобой есть Память желтых магов, ты знаешь, как спасти свой народ и уничтожить орден черных колдунов. Когда ты вернешься в мир людей, ты вспомнишь об этом.
Тутуль-Шив ничего не понял, но ослушаться сокола не решился. Он удивленно оглядывал на себе праздничное облачение, дивясь самому дорогому — длинным перьям кацаля, перламутрово-зеленым каскадом спадающим с его головы. Сокол заметил его изумленный взгляд.
— Подарок Хуракана. А теперь думай о главном — замри! — сказал он и, расправив крылья, взлетел ввысь.
Ах-Суйток-Тутуль-Шив поднялся навстречу надвигающейся на него, закрывшей собой полнеба свинцовой волне…
На третьи сутки изнурительного похода войско Ошгуля было готово войти в Ушмаль. Предводитель охотников с Диких земель стоял на холме и словно зачарованный смотрел на город своей мечты. С той памятной ночи, когда он, выбравшись из-под груды окровавленных тел, словно вор, крался по темным улицам Ушмаля, он не видел его прекрасных дворцов, пирамид и площадей. Теперь он здесь! Город разросся, стал еще краше и величественнее. Сколько раз в своих мечтах он возвращался в него снова и снова как победитель, триумфатор, властелин! «Пирамиду Чаака я назову в свою честь. Это Пирамида волшебника!» — думал он, глядя на ту самую пирамиду, с которой его сбросили по приказу Ах-Суйток-Шива. Только теперь она была гораздо выше и красивее. Но отчего-то карлик не чувствовал себя победителем. Никто не препятствовал ему войти в город, подняться на пирамиду Чаака и возвестить миру о новом правителе страны Пуук — халач-винике Ош-гуле. Карлик настороженно всматривался в пустые улицы города, гадая, куда могли подеваться жители. Неудачи, преследовавшие колдуна в последнее время, заставили его действовать с удвоенной осторожностью. Хотя то, что желтый маг в последнюю минуту все же сумел выскользнуть из его рук, скорей досадное недоразумение. Теперь, когда он знает дорогу в Храм Судеб, смерть Кукульцина — дело времени. Больше всего Ош-гуля беспокоили фрески на стенах, буквально в последнюю секунду его пребывания в храме поменявшие изображение казни Тутуль-Шива на скорую кончину Ош-гуля. Как такое возможно? Тутуль-Шив схвачен и, если верить его лазутчикам, сброшен в жертвенный сенот. Именно о таком развитии событий рассказывали фрески Храма Судеб до того, как в последний момент на них кардинально поменялись победители и поверженные. Карлик посмотрел на золотую бабочку, украшение, принесенное из Чичен-Ицы лазутчиком. Рука чужеземного мастера с филигранной точностью передала хрупкость ее наряда. Стоило подуть легкому ветерку, и ее тончайшие золотые крылышки мелко дрожали, будто очнувшись от долгого сна, а серебряная нить усиков удивленно подрагивала над играющими в лучах солнца нефритовыми бусинками глаз. Черный маг узнал это украшение. Таких бабочек было всего две в Земле фазана и оленя. И обе он подарил Хун Йууан Чаку в знак их союза. Со слов его ах-шак-катуна, это украшение из страны Оз накануне праздника подарил Тутуль-Шиву его дядя Чак Шиб Чак. Теперь одна из них вернулась к нему. История повторяется… Теперь, когда Тутуль-Шив мертв, кто же его, Ош-гуля, может предать смерти, как это указано на фреске из Храма Судеб? Раздумья Ош-гуля прервал командир отряда ах-шак-катун, посланных карликом проверить брошенный город.