– Какой? – заинтересовался Виктор.
– Не совсем обычный… Психушка, но без вывески…
– Не понял?!
– Понимать не надо, знать лучше. А хотя, что лучше, а что хуже, я давно запутался… Этот диспансер – неприметная, но объективная реальность, возникшая под крылом Пятого управления, если ты о нем что-либо слышал.
– Не слышал, но читал, вражескую прессу мы изучаем в оригинале. Если не ошибаюсь, структура по борьбе с диссидентами. Только при чем здесь психушка? – откликнулся Виктор.
– При том, что далеко не всех «соловьев свободы» можно посадить. Время иное… Для «постановки голоса» и созданы эти клетки-зоопарки. Без посетителей, однако!
Тут генерал заметил, что сын почти его не слушает и как-то трусливо ушел в себя. Ему казалось, что запахло варевом из стеблей подорожника, растения бесхитростного… Именно этого Куницын опасался больше всего. Подумал, досадуя: «Сейчас бы суп из устриц – этих помешанных на чревоугодии, но погрязших в беспринципности французов». С лягушатниками он был знаком не понаслышке, проработав в Париже несколько лет, сразу после «распределения».
– Но склонить дядю Сашу залечь на дно психушки оказалось сложнее, чем додуматься до такого, – вернулся к сюжету генерал. – Ни о каком диспансере он и слышать не хотел, твердя: в себе пока, а переучиваться на психиатра не намерен. При этом, не заручившись его согласием, внедрить его туда втемную я не мог. Лишь сотрудничая, мы могли обеспечить тыл легенде. В противном случае, Саша спалил бы нас обоих. Как всегда, подсобили эмоции… Внушая Саше, что зона ему противопоказана, в какой-то момент слетел с катушек.
– Да нужен ты мне, идиот! – в запальчивости крикнул я. – На все четыре – хоть куда! Не дал бы слово, можно подумать, возился бы!
– Дал слово, кому? – тотчас уточнил дядя Саша.
– Никому! – отрезал я.
– Постой-постой, не Кате ли – умирающей?
Он быстро сник, сподобившись в кошель хандры и безликой обреченности. Сердце даже екнуло – стало его настолько жаль. Тут я голым инстинктом выхватил: связан я волей покойной или нет, но, смотря на Сашу, все время вижу Катю, его сестру. Пусть опосредствованно, в проекции воспоминаний, но она вся тут, в этом небесталанном, но теряющимся в буреломе жизни человеке, не осилившим даже столь банального, как завести семью. Был ли озвучен тот наказ или мама унесла бы его в могилу, я бы разбился вдребезги, но Сашу бы спас.
– А кукушка, как с ней? – холодно подначил Виктор.
– Какая? – будто прослушав, рассеянно отозвался Куницын-старший, казалось, начавший переигрывать…
– Телефон-кукушка!
– Вить, не цепляйся. Где служу, помнишь, наверное? Тебе ли спрашивать? Будто ничему не учат вас…
Несколько минут семья шагала, безмолвствуя. Каждый, похоже, думал о своем, но и отчужденности не было. Временами поглядывали друг на друга, чуть заискивая.
– Услугами «мозгоправов» мы не пользуемся, – глубоко вздохнув, вновь заговорил генерал. – Наша продукция – вся «на экспорт», контингент и задачи у нас иные. Тем не менее пару-тройку мест в той лечебнице для разведки держат – на всякий нестандартный случай… Не откладывая в долгий ящик, сунулся я с Сашей туда, пока он не передумал.
– Доброго дня и принимайте по описи! Намотайте на ус, однако: снадобьями не пичкать и стеречь, как зеницу ока. Проявил, так сказать, норов, а с наглядностью у нас дефицит… Может, дозреет, поймет, что к чему, и одумается… Полгода-год, а там посмотрим.
Я даже паспорта нового для него справлять не стал – смысла не видел. Затея строилась на простом: КГБ – государство в государстве, а разведка, его элитный отряд, в той экстерриториальности вообще автономна. Председатель и зам нас контролируют лишь по «курсу», ну и бюджетом, разумеется. Да, я понимал, риск немалый, многое завязано на авось. Но то, что крыша протечет через каких-то десять недель, даже предположить не мог. Закон Мерфи – феномен в развитии, срабатывает далеко не сразу. Надеялся, что протоптать Саше дорожку в края дальние удобный случай рано или поздно представится… Была ли альтернатива? Возможно и была, но в том цейтноте времени отколоться могло лишь такое… И произошло следующее, мало прогнозируемое…