Фигуры, выставленные в витринах, одна лучше другой. Всматриваясь в лица, вижу мельчайшие складки кожи, поры, волосы, правдивую измятость ушных раковин.
В этом отношении экспонаты не уступают известному музею кафедры кожных болезней 1-го Московского медицинского института. Там усилиями члена-корреспондента АМН СССР профессора В. А. Рахманова и его сотрудников пополняется экспонатами великолепный музей, созданный около века тому назад. Несколько сот экспонатов изготовили муляжисты — отец и сын Фивейские. Тело, лица, руки, ноги с чешуйками, язвами, опухолями суставов сделаны из воска столь правдиво, что однажды осматривавший музей корреспондент телеграфного агентства Канады был искренне удивлен тем, «как это Московским врачам удалось сохранить без потери цвета ампутированные у больных руки и ноги?».
Когда канадцу сообщили, что экспонаты изготовлены из воска, он не поверил. К концу осмотра у гостя появилось непреодолимое желание немедленно вымыть руки с мылом, хотя он и не дотронулся ни до одного препарата.
Окончательно сраженным журналист признал себя после того, как С. П. Фивейский пригласил его к столу, чтобы угостить блинами, икрой, хлебом, колбасой и сыром. Гость долго тыкал блины вилкой и резал их ножом, пытался полакомиться паюсной икрой, пока не убедился, что все они сделаны из воска. Канадский гость был в восторге от столь мастерски сделанной фальсификации.
К сожалению, мое восхищение музеем восковых фигур в Мехико под конец осмотра оказалось испорченным. У самого выхода передо мной предстала за стеклом сцена человеческого жертвоприношения. Этот дикий эпизод — дань экзотике. Страшил он зрителя потрясающим реализмом. Сюжет скульптор заимствовал у фрески, выбитой древним камнетесом на боковой поверхности огромного каменного жернова, обнаруженного недавно археологами в самом центре современного Мехико. На фреске воспроизводилась сцена человеческого жертвоприношения. Этот камень — своего рода мексиканское «лобное место». Жернов я увидел в столичном музее. На нем выбиты желобки для стока крови и барельефы.
За стеклом музея стоит на одной ноге (вторая согнута в колене) жрец, сильно напоминающий танцующего шамана. Лицо его искажает безумный экстаз. Юная и прекрасная танцовщица лежит поверженная возле ног старика. Рядом валяется ее бубен. Жрец держит в высоко поднятой руке только что вырванное из груди женщины сердце. В другой он сжимает обоюдоострый кинжал с овальными лезвиями. Из растерзанной груди танцовщицы течет кровь. Вокруг нее краснеют сгустки крови…
— Но послушайте, как же можно показывать такое? — обращаюсь я возмущенно к врачу-мексиканцу. — Ведь тут бывает много подростков, детей! И позволять им созерцать такое зверство! Непостижимо.
— Э, — отмахивается он, — чтобы быть логичным, следовало бы запретить и бой быков. А в Мехико почти каждое воскресенье бой быков проходит не на арене, а под открытым небом, на улице. Пикадоры терзают пиками быков, колют их шпагами, кровь течет ручьями, обезумевшие от боли животные мечутся, а публика ревет от восторга. Наконец появляется матадор, закалывает быка, пронзая его сердце шпагой. Снова овации. И все это на глазах юношей и подростков. Они пробираются сюда любой ценой. За одну корриду матадоры убивают до шести быков. Кстати, у меня есть билет, если хотите, завтра…
— О нет, — спешу я отказаться, — благодарю вас. Это было бы чересчур сильным испытанием для моих нервов. На протяжении двух дней подряд столько убийств и крови. Боюсь, что сегодня мне не удастся заснуть. Все будет сниться танцовщица с вырванным сердцем.
— Пожалуй, вы правы! — соглашается мой гид-проводник.
У ДРЕВНИХ ХРАМОВ
Как ни интересен Мехико с его многоэтажными зданиями, друзья решают показать мне Теотуакан — древний город ацтеков, построенный во II–VIII веках нашей эры. Покинув столицу, мы преодолеваем унылый 40-километровый путь к развалинам. Они раскинулись на площади около семнадцати квадратных километров. Сейчас здесь нет жилых построек. От прежних сооружений сохранились только две гигантские пирамиды — шестидесятиметровая пирамида Солнца и чуть меньшая пирамида Луны. Они выражают суровый дух индейского искусства.
Все четыре плоскости пирамиды Солнца уложены относительно небольшими камнями из вулканической пемзы. На вершину пирамиды можно взобраться по лестнице. Но сделать это не легко: подъем немилосердно крут, ступеньки высоки и неудобны. У самой вершины они исчезают, и взбираться приходится, цепляясь за камни. Зато с верхней площадки открывается широкая панорама окрестных гор.