Вот животные обратили внимание на темно-желтые соцветия очанковидных мытников. С такой же охотой они устремились на приземистые лапландские мытники — их темно-фиолетовые соцветия были немедленно съедены.
На болоте ивнячок словно расстилался по земле. Его видовое название — ползучий — вполне ему соответствует: он в самом деле будто ползет по почве, тесно к ней прижимаясь. Олени охотно ели его листья, но не оставили без внимания и растущую невдалеке остролистную кляйтонию. Она распростерлась по склону холма, и ее листья также были съедены животными. Выпасаясь в тундре, олени не бегали от одного растения к другому: они неторопливо и тихо передвигались по равнине.
На дюнообразном валу морского побережья разросся цветущий мохнатый колосняк. Ветер колыхал его пыльники, а светло-зеленые стебли под лучами солнца серебрились от седого опушения. Обычно олени подходят к нему — редко, предпочитая оставаться на зеленых тундровых пастбищах. Возможно, оленей отпугивало и соседство колосняка с нагромождениями плавника, где такому хрупкому животному, как олень, легко сломать ногу.
Днем море штормило. Шум волн сливался в сплошной гул. Поднимались валы с длинными гребнями, заплескивая всю береговую террасу вплоть до закраины тундры. С берега казалось, что небосвод вдали сливается с водой, а волны причудливо извиваются.
Солнце припекало и сегодня, но ветер с полюса охлаждал воздух. Работать при таком ветре можно без накомарника: воздушные потоки, проносясь над землей, мешали комарам подняться в воздух.
Арктическая тундра приморской равнины чередовалась с болотами и плоскими озерами, да и сама зачастую «хлюпала» под ногами. Поверхностная торфянистая дерновина легко отделялась лопатой от подстилающих зеленовато-серых глеевых супесей. Оглеение пошло тут еще дальше, чем под пушицево-осоковыми кочкарниками южнее Северо-Анюйского хребта. Вырытая почвенная яма сразу наполнилась водой — образовался маленький колодец. Железо лопаты, едва скрывшись в нем, ударилось со звоном в мерзлотное дно.
Привольно живется тут светло-зеленой прямостоящей осоке с ее утолщенными стеблями и дернистым корневищем. Щетка осок кое-где прерывалась менее мокрыми плоскими бугорками. На одном из них приютилась камнеломка поникающая с крупным белым цветком. Впрочем, растение уже отцветало, но на одиночном стебле, в пазухах листьев, образовались мелкие красноватые луковички. Каждая такая луковичка — не что иное, как почка с красноватыми листочками-дольками. Отваливаясь и попадая в землю, почка прорастает, и возникает новое растение. Благодаря успешному размножению камнеломка расселилась на огромных пространствах, имея кругополярное распространение.
По соседству приютились лиловый луговой сердечник и серо-желтый лютик с одиночными крупными ярко-желтыми цветками. Ростом лютик не выше карандаша, но родословная его уходит своими истоками к древнеарктическим растениям.
Затрудненность просыхания этих мест и перенасыщенность почвы водой способствуют развитию в почве мерзлотных явлений, вызывающих вспучивания минерального грунта, пятна, бугры, трещины.
С одним из таких проявлений мне довелось нынче познакомиться. Передо мной оказалось трещиноватое (полигональное) болото. Почва на нем была разбита морозными трещинами на крупные многоугольники, до шести-семи метров в поперечнике. Вдоль трещины по обе стороны возникли невысокие валики, поросшие зелеными мхами, мелкими кустарничками и травами.
Стелющаяся по земле ива ползучая, казалось, озябла и прятала во мху свои стволики и плетевидные желтовато-бурые веточки. Главный ствол ивки настолько погрузился в мох, что находился в отмирающей снизу массе мохового. покрова, а кое-где и скрывал в ней пурпурные основания ветвей. Тяготели к поверхности мха и плотные, как бы волнистые сверху листья морошки.
Теперь низинки между валиками заполнялись многочисленными толстоватыми стеблями пушицы Шейхцера: она словно расползлась по моховому ковру своими корневищами и длинными побегами, мирно уживалась с прямостоящей осокой и со своей «сестрой» — узколистной пушицей, обладающей как бы ползучими побегами и поникающими цветоносами. Зеленовато-серое слоевище щитоноски, единственного лишайника, выделялось широколопастной пластинкой, плотно прижатой к земле.
Во второй половине дня ветер начал утихать, и в тундре появились крупные мохнатые мухи, отчасти напоминающие по внешнему виду шмеля. Это — кожный овод. Самки овода преследовали оленей, пытаясь отложить им на шерсть свои яйца. Уже одно прикосновение насекомых к шерсти вызывало у животных сильное беспокойство. Олени резко отряхивались, а иные старались проникнуть в середину стада, где им в тесноте не так угрожала опасность.
Что так пугало оленей?
Они боялись неизбежных страданий, связанных с ранением оводом кожи и нестерпимым зудом. Не пройдет и недели, как из приклеенных к шерсти яиц появятся крошечные личинки. Они спустятся по шерстинке к ее основанию, проникнут под кожу и начнут передвигаться в подкожной межмускульной соединительной ткани, пока месяца через три не остановятся у внутренней поверхности кожи. Постепенно в этом месте в коже оленя образуется сквозное отверстие (свищ), а личинка, окутанная плотным покровом капсулы, будет жить у «отдушины» около семи месяцев до полного своего развития.
Кожный овод
С. наступлением весны (в мае — июне) созревшая личинка выпадет из свища и, зарывшись в поверхностный слой почвы, окуклится. Если почва попалась не очень холодная и сырая, то куколка превратится во взрослое насекомое.
Сегодня многие из этих оплодотворенных мух начинали жизненный круговорот, готовясь к откладке яиц. Другие, только появились на свет и, взобравшись на соседнюю веточку кустарника, обсыхали.
Какое в тундре обилие озер различной формы и величины! У каждого из них своя жизнь, свой мелодичный плеск волн, свой напев, покорный дуновению арктического ветра. В геологическом отношении они еще молоды, но уже утратили следы морского происхождения. О когда-то за-холенной воде напоминала краснуха (осока обертковидная), раскинувшая свои рыхлые дерновинки на торфянисто-клеевых, отчасти засоленных почвах.
На дальнем озерке плавала стайка маленьких куликов (не крупнее жаворонка), носящих своеобразное название — фифи. Голос кулика похож на мелодичное, не очень громкое и звонкое повторение слога «фи-фи». Впрочем, его песня «фи — фи — фи — фи — фи — фи» иногда сменяется более лирической мелодией «тюли-тюли… тюли-ли-ли-ли…» Садясь на землю, куличок, подобно трясогузке, повиливает хвостом. Но от трясогузки он легко отличается темноокрашен-ной спиной, крыльями и белым надхвостьем. Другая стайка куличков-фифи уселась на ветках тальника.
Подошел я к палатке поздно вечером и, как ни странно, почти не устал. Чистейший арктический воздух и обилие света, видимо, благоприятствуют большей работоспособности.
Море волновалось не так сильно, как утром.
Перед сном я привел в порядок записи. Путевые сокращенные наброски обычно делаешь на месте наблюдения, а вечером, в палатке, подробно заносишь их в дневник. Если не делать предварительных заметок то сразу восстановить в памяти все виденное не всегда удается, кое-что забывается. За день набирается много новых впечатлений, иногда заслоняющих друг друга.
Наконец и с дневником закончено. В сон погружаешься с отрадным чувством удовлетворения: за день сделано все, что было возможно увидеть и узнать. Не в этом ли прелесть путешествия по таким отдаленным, малоизвестным местам?
К утру шторм утихомирился, но прибой и льдинки, словно пляшущие у берега, не сразу позволили нам отчалить. Вчерашние гребни волн вытянулись в длинные и ровные валы, которые чередовались с такими же длинными и ровными впадинами. Волны мертвой зыби заканчивали долгий путь своего распространения и, разбившись у черты. прибоя нашего берега, замирали, как отголосок далекого сильного шторма в центре Арктики. О нем напоминали выброшенные на берег водоросли — алярии.