Коравги первым заметил лебедей. Они стремились на север, в просторы тундры, и летели спокойно и величаво, напоминая своей белизной чистоту снега на альпийских вершинах гор. В блеске солнечных лучей и синеве небес слабо различались крылья птиц, плывущих, как белые облачка, в воздушном океане. В весеннем воздухе отчетливо слышалось их перекликанье гортанным, но звучным и волнующим «кли-кли-кли».
Следя за их полетом, мы не сразу заметили, как с юга к нам приблизилась длинная вереница гусей. Вот вожак сменил высоту полета, все птицы последовали его примеру, и в небе виден уже не клин, а словно колеблемая ветром легкая полоска. Теперь полоска превратилась в вытянутую цепочку гусей, неуклонно следующих за вожаком. Слышалось громкое кагаканье. Гусиные крики постепенно слабели и пропадали, да и сами птицы тоже исчезли, словно растаяли в небосводе.
Но на юге снова появились стаи гусей. Глядишь, они уже над головой взмахивают длинными крыльями, со свистом разрезая воздух. Так дружно проходил весенний прилет птиц.
Сквозь прелые листья и соломины злаков пробивалась новая — зелень. Появились первые пурпурно-белые бабочки, они садились на цветки пушицы и, казалось, замирали в восторге. На тощей березке отчетливо обозначились набухшие зеленовато-бурые сочные почки.
Даже северные склоны холмов постепенно освобождались от обширных пятен раскисшего снега. Нога проваливалась, попадая в воду. Неумолчно журчали ручьи, торопясь унести вешние воды в долину Малого Анюя.
Лес молча слушал их весенние мелодии, а миловидная серенькая весничка отвечала ручьям приятными посвистами, наподобие «ти-ти-ти-тюррр…» Трель то плавно, с удивительной легкостью усиливалась, то постепенно ослабевала, словно растворяясь в воздухе. В следующее мгновение весничка, продолжая щебетание, уже перепрыгивала с ветки на ветку. Вот она, трепеща крыльями в воздухе, поймала насекомое и умолкла, но на смену ей послышалось грубоватое кудахтанье куропатки: каждое живое существо на свой лад радовалось весеннему возрождению природы. Азартные крики самцов начинаются ранней весной, обычно с появлением первых проталин. По мере схода снега стайки куропаток разделяются на пары.
В лесу полным ходом идет весенняя жизнь: пригретые солнцем, зеленеют травы, набухают и разворачиваются клейкие почки у кустарниковых берез. По-весеннему чуть краснеют, словно начиная загорать, стволы ивняков, на их ветках пестреют сережки, и достаточно легкого дуновения ветра, чтобы вокруг тесно прижатых друг к другу цветков возникло крошечное пыльцевое облачко. Завязи других цветков ожидают разносимой ветром пыльцы. Ивы заметно выделяются среди незеленого леса, хотя и сами они еще прячут зачатки листьев в напряженных почках, готовых раскрыть свои чешуйки. Словно невесты ранневесеннего Заполярья, красуются ивы в своем цветочном уборе.
Откуда-то прилетел шмель. Он важно уселся на ветку ивы, деловито пополз кверху, посетил несколько сережек и с жужжанием перелетел на другую ветвь. Не такой капризной оказалась бабочка. Она села на одно соцветие и долго как бы наслаждалась запахом раскрывшихся цветков.
Вот проснувшаяся земля словно одарила нас первым очаровательным взглядом: это на южном косогоре зацвела сон-трава. Лазоревый глаз цветка будто оглядывал окружающий мир, широко раскрыв свои венчики. Начинали пробуждаться венцики и других, цветов.
Внезапно откуда-то вылетел, быстро взмахивая крыльями, глухарь и, с полета затормозив маховыми перьями, уселся на ветку лиственницы, растущей ниже по склону. Скрытые густым, почти вдвое выше роста человека лапником кедрового стланика, мы имели полную возможность познакомиться с этим любителем уединенных мест. Это был местный, так называемый каменный глухарь. Внешне он похож на обыкновенного глухаря, но меньше его ростом, темнее окрашен и с более длинным хвостом. Расправив веером хвост и чуть поднимая его кверху и слегка вытягивая крылья, глухарь запел.
Помню, как мне однажды довелось впервые услышать глухариный ток в псковских лесах, в окрестностях озера Кучане, Тогда в лесную тишину как бы включилось вдруг легкое раздельное щелканье кастаньет: «тэ-кэ, тэ-кэ, тэ-кэ…» Прозвучало и сразу оборвалось. Боясь испугать певца, я остановился, дожидаясь новой арии. Видимо, глухарь не обнаружил подозрительного шума и снова запел. На этот раз учащенное щелканье было уже продолжительнее, перерыв, сократился. После очередной короткой остановки послышалась вторая часть песни, похожая на стрекотание или скир-канье — вроде «скжи-чивря-скжичивря — скжи-чивря».
Любитель уединенных мест — глухарь каменный
Совсем иным было токование каменного глухаря, которого мы слушали теперь. Вытянув вверх шею с оттопыренными перьями и приподнимая распущенный веером хвост, глухарь только щелкал: «тэ-кэ, тэ-кэ, тэ-кэ». Сначала редкое, а потом учащенное щелканье перешло в своеобразную трель, которой закончилась одна песня. После короткой передышки началось в той же последовательности щелканье новой песни. Никакого стрекотания, как у псковского глухаря, не было. Но и без него зов самца был услышан; откуда-то снизу отозвалась глухарка, и певец сразу слетел с дерева на голос подружки. Песня глухаря вскоре смолкла.
Глухари не разбиваются на пары, как лебеди с их «вечной» дружбой. Позднее глухарка начинает кладку яиц. Заботливая мать сама найдет на земле углубление, устроит гнездо и положит в него свои желтовато-белесые, с бурыми пестринками яйца. Она сама их высиживает три-четыре недели, сама защищает птенцов. Свой выводок она сопровождает на кормовище, а во время отдыха накрывает его крыльями. Все делает внимательная мать помимо глухаря. Тот спаривается с другими самками и участия в заботе о глухарятах не принимает, даже после спаривания он живет отдельно.
Впрочем, глухарята и не нуждаются в его заботе. Они очень быстро развиваются и уже через несколько дней после вывода из яиц начинают взлетать на нижние ветви деревьев, умеют незаметно спрятаться и затаиться от обидчика.
В конце лета глухарята-петушки отбиваются от выводка и начинают самостоятельную жизнь. Около матери остаются ненадолго только Молодые глухарки.
На этой отдаленной окраине Заполярья каменный глухарь весьма редкая птица. Он любит такие уединенные лиственничные редколесья на границе с зарослями кедровника. Тут еще уцелели перезимовавшие голубика и брусника. Ягодами и всякой живностью, вроде жучков, паучков, гусениц и личинок, питается эта самая крупная лесная птица. Но осенью глухарь не прочь поживиться хвоей даурской лиственницы, а для перетирания в мускулистом желудке грубой пищи Вылетает на галечниковые россыпи и заглатывает там мелкие, окатанные камешки.
Издали послышался шум нашего проходящего каравана. Встревоженная глухариная пара расправила крылья и, взлетая, задела ветку лиственницы концами маховых перьев. На землю упало несколько кусочков отмершей прошлогодней коры. Птицы полетели к пади по ту сторону сопки.
Коравги заметил, что глухариный ток начинается здесь с конца апреля и длится до июня. В июле — августе охотнику доводилось встречать выводки из четырех-шести птенцов.
Пахло талым снегом и весенним ветром. На вытаявших из-под снега кочках дружно тянулись к солнцу первые травинки зелени, а под ними желтели пожухлые прошлогодние листья.
Особенно заметно зеленели берега ручьев и южные скаты холмов. На краю каменистого обрыва поселилась одинокая лиственница. Ее корни проникли в трещины камня и, подобно клиньям, раскалывали горную породу, проникая в глубь щели по линии наименьшего сопротивления.
На дереве, на высоте чуть выше роста человека, мы обнаружили плотное гнездо. Свитое из тонких сухих веточек и утепленное перьями, лишайниками и оленьим волосом, оно было зажато между стволом и отходящей от него веткой. В гнезде лежали четыре похожие друг на друга птенца. Минут через десять к гнезду легко и бесшумно подлетела рыжехвостая птица величиной с галку. Накормив детей, она села невдалеке на ветку и начала чистить клюв. Голова у нее словно покрыта темновато-бурой шапочкой, легко отличимой от светло-серой спины. Вот птица проворно перелетела на другую ветку, потом живо взобралась на третью. По раскрытому веером хвосту во время полета и по другим признакам мы узнали якутскую кукшу[4]. Она или не видела нас (что трудно предположить), или просто не испугалась.
4
Якутская кукша — птица семейства вороновых, отряда воробьиных; характерна для восточносибирских лиственничных лесов.