— С тобой там все нормально?
— Да! Порядок! Просто чищу зубы!
— Ты не против, если я зайду отлить?
Окна нет, выключателя от вентилятора тоже не видно. Одной рукой я чищу зубы, другой размахиваю туда-сюда перед задницей, чтобы развеялось. Конечно, я не обязана его впускать, но вдруг он подумает, что я тут ширяюсь втихую или еще что? Я хочу, чтобы он считал меня крутой девчонкой! Крепко зажмурившись, я сплевываю, молюсь, размахиваю руками и вытираю рот цветастым полотенцем. Поворачиваю ручку и распахиваю дверь.
На губах Фрэнка неопределенная улыбка. В ярком свете ванной я замечаю маленькие красные пупырышки на внешней стороне его рук, и хватаюсь за этот недостаток как за соломинку. На бачке унитаза стоит тюбик геля для волос «Пантин». Воображаю, как Фрэнк, обеспокоенный собственной внешностью, укладывает волосы перед зеркалом — нарочито небрежно. От этого мне становится легче, но ненадолго.
Нырнув обратно в постель, я лихорадочно натягиваю одеяло до самого подбородка. Мне хотелось, чтобы между нами все было непринужденно и естественно, но я сама взвинтила себя до такого состояния, что какая уж тут естественность. В кишках снова заурчало. Мое бунтующее тело производит такие звуки, что я готова отдать жизнь, только бы они прекратились.
Фрэнк забирается в кровать и обнимает меня. Лицо у него умиротворенное, дыхание пахнет красным вином, марихуаной, соусом к спагетти и салатной заправкой. А от меня чем? Ах да, зубной пастой. Уф.
Неусыпным караульным у собственного тела, я отсчитываю час за часом, прислушиваясь к машинам, «скорым» и «пожарным» на Второй авеню. Тени на стенах и потолке, как в детстве, превращаются в людей. У бабушки с дедушкой в Нантакете был домик, весь утопающий в розах. Там, лежа на верху двухъярусной кровати и вглядываясь в тени на потрескавшейся побелке потолка, я разыгрывала целые пьесы с участием угрюмого бакалейщика Джимми, сморщенной старушки Чокстик, толстого садовника Эрни. Здесь, у Фрэнка, тени чужие — резкие, угловатые, неестественные, похожие скорее на машины, чем на людей.
Ночь длинна.
В шесть я сажусь на кровати и потягиваюсь, как будто мне никогда так хорошо не спалось. Как будто встать в такой час — для меня обычное дело. Кровать стоит прямо напротив импровизированной кухни на другом конце комнаты, еще одна ширма отгораживает ее от окон. Еще темно, и я с трудом различаю предметы, но свет не включаю: боюсь разбудить Фрэнка. Он тихо похрапывает.
Интересно, где у него кофе, не в морозилке ли? Точно! «Старбакс Фрэнч роуст». Отлично. Кофеварка есть? Нет. А фильтр для кофе? Нет. Посмотреть в тумбочках, ящиках, под раковиной. Ладно, обойдемся и ситечком с бумажным полотенцем. Кипячу воду, наливаю кофе на двоих, расставляю кружки и жду, голая, замерзшая…
Запах кофе пробуждает Фрэнка. Он приподнимается на локте и удивленно говорит:
— Как ты рано встала. Сколько времени?
— Шесть пятнадцать.
Он встает, идет в ванную, выходит оттуда с клетчатым фланелевым халатом, накидывает его мне на плечи. Потом обнимает меня, целует в обстриженные виски и снова забирается в кровать.
— Не возражаешь, если я еще немножко вздремну?
Не возражаю? Не возражаю? Разумеется, возражаю! Мне нужно срочно мотать отсюда! У меня кишечная катастрофа! Не стоило, наверное, варить кофе, но ведь хотелось соблюсти приличия. Нельзя же просто с воплем выбежать в предрассветный город, стискивая ягодицы. Это уж точно не было бы круто.
Глоток кофе может оказаться смертельным для моих внутренностей, но я не сдаюсь. Как будто нет ничего естественнее, чем готовить кофе у Фрэнка на квартире в понедельник утром, в шесть пятнадцать.
Фрэнк лежит на боку, с головой под одеялом.
— Нет, больше не усну, — бормочет он минут через пять и присоединяется ко мне. Включив свет и обнаружив мое примитивное приспособление для варки кофе, обнимает меня сзади за талию.
— А ты изобретательная, — замечает довольно, куснув мое ухо.
— Молоко? Сахар? — улыбаюсь я.
— Просто черный.
Спокойствие, только спокойствие. Веди себя невозмутимо, как будто ты всю жизнь варила Фрэнку кофе. Я подхожу к огромным окнам и безмятежно (ха!) наблюдаю за проносящимися по Второй авеню машинами. Люди выгуливают собак, бомжи толкают тележки, мусор закручивается в маленькие смерчи. Небо серое, и, хотя еще рано, мне ясно, что весь день будет таким же.
Обернувшись, чтобы глянуть на комнату в утреннем свете, я вижу, что чистота здесь безупречная, если не считать посуду на ковре и неубранную кровать. Я тяну время, прежде чем сделать глоток: от кофе мои кишки точно зайдутся в конвульсиях.