Когда через двадцать минут я возвращаюсь в номер, Фрэнк смотрит мультики, устроившись на краю кровати. Одет он черт знает во что: мешковатые солдатские штаны, хлопчатобумажная водолазка и джинсовая куртка.
— Нашла? — спрашивает он.
— Что нашла? — откликаюсь я.
— Карты.
— Ах да, карты. Нет, у них не было. — И, чтобы разрядить обстановку: — А ты не замерзнешь?
— Не-а, — тянет Фрэнк, не отводя глаз от телевизора и рассеянно почесывая щетину.
Такое наплевательское отношение к одежде до добра не доведет, это точно. Каждый истинный любитель природы знает, что нужно всегда быть готовым к худшему. На открытом воздухе быстро избавляешься от иллюзий, что кататься в джинсах или армейских штанах — стильно, что хлопок — модная ткань. Слои и слои одежды! Много слоев из материалов, природе не известных. Если вы заблудитесь в горах, они оградят вас от холодной сырости, спасут от медленной (хотя, как я слышала, не такой уж неприятной) смерти.
Не без самодовольства я приступаю к процедуре облачения. Поверх теплого нижнего белья надеваю кучу одежек из синтетики и наконец натягиваю толстые лыжные штаны с дополнительной защитой на заду и на коленях («Гортекс», моя гордость), куртку с карманами на молнии и вязаный ободок вместо шапки.
— Выглядишь как заправский лыжник, — замечает Фрэнк.
Что ты в этом понимаешь. Если кататься на лыжах каждый день три сезона подряд, нельзя не выглядеть мало-мальски прилично. Да, я смотрюсь как заправский лыжник. Потому что я и есть заправский лыжник, мальчик с наручниками!
На стоянке в Шугарбуше я отдаю Фрэнку свою кредитку, мысленно заклиная его не покупать по ней билеты. Мне приходит в голову, что, хотя Фрэнк пригласил меня на эту прогулку, основной момент, который он должен был взять на себя — бесплатное жилье, — уже пролетел. Я позаботилась о транспорте, и если он не раскошелится и на подъемник, то, похоже, дело идет к тому, что оплачивать всю эту идиотскую поездку предстоит мне. За вычетом пиршества в «Макдоналдсе».
Солнце сияет, морозно — минус четыре. Позавчера был сильный снегопад, так что деревья и не расчищенные участки все еще под снегом. В кресле подъемника Фрэнк закуривает, я от сигареты отказываюсь. Между прочим, времени прошло всего ничего, а он уже начал дрожать. Застегнув доверху свою куртку от «Маунтин Хардвэр» и подняв воротник, я опускаю защитные очки — все лицо закрыто. Вперед. Радуйся, веселись.
Сойдя с подъемника, я неуклюже загребаю снег ногами, не хочется выкладывать перед Фрэнком сразу все карты. Он пока ничего не подозревает, и не надо. С первого его движения вижу, что на лыжах он стоит нетвердо: ноги прямые, колени и плечи одеревенелые, палки держит вертикально, как костыли. Но, как я скоро убеждаюсь, плохую технику Фрэнк компенсирует напором. Он несется, наклоняя корпус на поворотах, неуклюже виляя внешней лыжей (не умеет правильно переносить вес).
С вершины горы я, будто в замедленной съемке, вижу, как на полной скорости Фрэнк оступается, одна лыжа отлетает назад и в сторону, он, словно балерина, поворачивается спиной вперед — БАЦ!
Люди с подъемника кричат:
— Эй, живой?
Группа тинейджеров издает сочувственные возгласы. Спускаясь к Фрэнку, я подбираю потерянную лыжу в тридцати метрах от него, шапку (двадцать один метр), очки (двадцать) и палку (десять). Он расстроен и зол на себя.
— Споткнулся обо что-то, — оправдывается он.
— Может, просто не разогрелся?
— Угу.
Ближе к последней горке он тормозит и оглядывается на меня. Я глубоко вдыхаю и выкидываю все мысли из головы. Самое серьезное препятствие, с которым сталкиваются все лыжники, страх, я преодолела. Мотор! Нацеливаюсь на цепочку мягких пушистых сугробов, пружиню в коленях, словно гармошка, — бум, бум, бум, уф, уф, уф. Я вошла в ритм, набрала нужную скорость, смотрю перед собой, отталкиваюсь палками и вот наконец слетаю с последнего пригорка, как орел на государственном гербе. Кто она, эта Хозяйка горы? Что за бесстрашная покорительница снежных склонов? Для кого-то лыжи — всего лишь свежий воздух, тренировка и адреналин в крови, а для Лейлы Митчнер — обнадеживающее напоминание, что есть в этом мире вещи, которые она, безо всякого сомнения, делает хорошо.
С видом олимпийской чемпионки я торможу рядом с Фрэнком. Сложившись пополам, он возится с застежкой на ботинке. Мое выступление прошло мимо него.
Теплеет. Я сдергиваю повязку и спускаю очки на шею, чтобы остудить голову. Мы с Фрэнком становимся в очередь на четырехместный подъемник, и вдруг — ба! какие люди! В соседней очереди я замечаю знакомую фигуру в наряде, подходящем больше для балета, чем для лыж: блестящие эластичные бежевые штаны обтягивают жалкое подобие задницы, бежевая, в тон, отороченная мехом стеганая куртка обхватила тощую талию. Люсинда. А слева от нее — высокая фигура почти в таком же лыжном прикиде, как у меня. Дик Давенпорт.