— Этот.
— У вас хороший вкус. А колье?
— Может быть, девушка посмотрит альбом не спеша? А мы не спеша, поговорим о делах?
Полчаса спустя, за дверями ювелирной лавки, Герард счёл нужным поставить спутницу в известность: «Украшения будут готовы через пять часов. Их сразу доставят в номер. Старина Томазо понимает обстоятельства. Сейчас мы немного прогуляемся по городу, потом вернёмся в отель, перекусим, отдохнём, после чего…
Между прочим, нас сегодня ещё ждут в самом модном кабаке этого города и мы не должны никого разочаровать».
«Арго» в число самых роскошных ресторанов города не входил, как не входил «Палац» в число самых роскошных отелей, но, как уже говорил Лоре Герард, на Терце традиции определяли всё. Они же требовали, чтобы первую ночь удачливый старатель провёл в «Арго» — одном из старейших кабаков Терци. Не смотря на роскошную отделку и умопомрачительные цены, название «ресторан» к этому заведению не подходило. Традиция же требовала от гостя «завалиться» а «Арго» пару часов спустя после открытия и ни в коем случае не раньше (в противном случае являлся эффект «явления»), в длиннющей наёмной машине, ползущей по пешеходной улице с черепашьей скоростью и оповещающей о своём приближении бравурным маршем.
Дверь перед драгоценными гостями в «Арго» распахивал не швейцар в ливрее с позументом, а огромный, кубоподобный детина, затянутый в чёрную кожу с блестящими заклёпками, с массивной (по новому времени накладного золота) цепью, в перстнях и с огромным, грязно-малиновым бантом на шее — настоящий живой символ и олицетворение старательской удачи, как её понимали во времена расцвета Терцы. Увальни — официанты в клетчатых пиджаках с фальшивыми бриллиантами в запонках и галстучных заколках, массивная на вид и легкая по весу сияющая полировкой мебель. Свет столбами поднимался от белых столешниц, стулья отбрасывали вверх яркие и острые лучики. Эффект усиливался умелым расположением светильников и интимной полутьмой. Сияли ряды бутылок в баре, сияла эстрада, но в зале царил приятный для глаз сумрак.
Столик, предназначенный для почётных гостей оказался занятым, (традиция, чёрт её дери), но несколько банкнот освободили его. Гости за столиком, скорее всего, были подставные, из обслуги. Как только Герард и Лора сели, заглох бравурный марш, вёдший их от самой двери. Айеру, оказавшемуся в центре этого спектакля в четвёртый раз, комедия начала надоедать, но Лариса искренне забавлялась происходящим. Она удивлённо вскинула брови, когда на вопрос официанта: «Что синьор и синьорина изволят заказать?» — мужчина огрызнулся: «Сам не знаешь?». Официант и бровью не повёл:
— Картофельные палочки, «эскимо», «огненная вода», шампанское?
— Вместо шампанского — «трезвую дюжину», — поправил, по видимому традиционный «первый заказ» Айер. — Обязательно горячее, бисквиты, шоколад, а в конце подашь кофе: мне — чёрный, а фреляйн — со сливками и без кофеина.
— Бокалы, содовая вода, лёд, соломинки?
— Да, да, да! И чтобы всё стояло весь вечер.
— Да, синьор.
Лора с любопытством глядела на странные блюда, принесённые официантом и состоящие как бы из двух склеенных мисок. Плоскую миску, стоящую на столе накрывала миска выпуклая, испещрённая множеством сквозных дырочек. В отверстие эти были вставлены длинные лучинки, на верхний, заострённый конец которых были наколоты или маслина, или маринованный огурчик, или перчик (красный, жёлтый, ярко фиолетовый), или луковичка, или чесночинка, или ещё что-то крошечное и острое, название чего Лариса не знала. Кончики лучинок другого, тоже похожего на ежа блюда, украшали мясные закуски: или кусочек горячей колбасы, или маленькая котлетка, или четверть сосиски, или кубик ветчины, или ещё что-нибудь горячее, непонятное, аппетитное. Всё это почему-то называлось «эскимо». Узкую, тюльпановидную, хрустальную вазу заполняли хрупкие картофельные палочки, а в широкой, хрустальной же корзинке причудливо разлеглись рассыпчатые, тающие на языке бисквиты и шоколадные конфеты самой невероятной формы. Тут же стоял сифон с содовой водой, полутора литровая бутыль воды «огненной» — девяносто шести процентного спирта и двенадцать высоких, хрустальных бутылочек — трезвая дюжина: набор лучших соков, собранных со всей Ойкумены. Здесь же был лёд в вазе, шаровидные бокалы с соломинками.
Дав Лоре ровно столько времени, сколько требуется на то, чтобы оббежать взглядов всё, выставленное официантом на стол, Герард принялся учить свою «невесту» смешивать коктейли: «… сок из нескольких бутылочек, лёд, содовая вода… Некоторые добавляют спирт, но спирт — это дешёвка. Спирт гонят везде. Такой букет не по вкусу? Тогда возьмём вот эти две бутылочки, а из этой добавим самую малость? И конфету. Вон ту, в виде спирали? Теперь лучше? А если…». Игра оказалась забавной. Смешивая соки и подбирая подходящие по вкусу к смесям конфеты, Лариса увлеклась на столько, что почти не замечала тех, кто садился на третий стул. Пришельцы поздравляли Жерара Трампа с успехом, желали, чтобы успех сопутствовал ему всегда, смешивали себе напиток по вкусу, выпивали и, прихватив несколько палочек с закуской, уступали место следующим. Герард с самодовольным видом принимал поздравления, благодарил, касался губами бокала или делал глоток. Один из поздравлявших поразил Ларису тем, что налил полный бокал чистого спирта, бросил в него три кусочка льда и провозгласив: «За лёд и пламень!» — одним глотком осушил его. Некоторые гости изъявляли желание чокнуться с красавицей-синьориной. Надо заметить, что на Лору посетители смотрели во все глаза. Сам Герард явился в «Арго» чуть ли не в рабочем костюме (правда, новеньком и подогнанном по фигуре лучшим портным), но спутница его выглядела как настоящее созвездие. На коже и в волосах девушки крошечными огоньками горели, зажатые оправой, шарики «светлячков». Белый изумруд, сам по себе напоминавший огромную, прозрачную каплю, вдруг, оживлённый движением и рассеянным в зале светом, загорался, посылая в окружающий сумрак, удивительный по красоте зелёный луч. Открытое платье, подобно струям ночного водопада, обливало стройную, девичью фигурку. Тончайшие чулки паутинка и туфли из змеиной кожи завершали наряд. Чуткие, гибкие пальцы девушки-оборотня, пальцы, способные впаять микроскопический контакт в цельно точеную плату, украшало лишь одно простое по форме кольцо с сияющим огоньком светлячка. Маникюрша привела руки в порядок, покрыла ногти нежным, серебристо-розовым лаком, придав им совершенный, аристократический вид. Лишённое косметики лицо, объятое ореолом серебряно-седых, чернеющих от малейшего движения антрацитовой чернотой волос, невероятным образом соединивших в себе тьму ночи и сияние дня, казалось бледно призрачным и оттого невероятно прекрасным. И грация! Нечеловечески совершенная грация оборотня, равно свободная как от порока тяжеловесной окаменелости, так и от неуклюжей развязности ломания. Каждое движение девушки было свободным, точным, скупым и потому безупречным. Не зря многие, из пьющих за удачу и сокровища, многозначительно косились в сторону девушки, одно лишь присутствие которой, вызывало у них непонятный, возбуждающий озноб. Лариса смеялась и жестикулировала, принимая или отметая комплименты. Да, речь её сразу выдавала то, что по положению девушка не принадлежит к привилегированному слою общества, но в «Арго» сходило и не такое. Два раза Лору приглашали танцевать. Обставлялась это до странного церемонно: к столику подходили сразу двое, один, с согласия Герарда, уводил девушку в центр зала, другой — оставался за столом. О таких ситуациях Айер предупредил её ещё на «Лапочке», и Лора не обижалась.
Один из поздравляющих смешал себе коктейль. Бутылки и блюда с закуской официанты переменили уже не менее пятнадцати раз. Мужчина поднял бокал: «За Фортуну — красивейшую и желаннейшую подругу старателей! Позвольте, в знак восхищения, поцеловать вашу ручку, синьорина». Улыбнувшись, девушка протянула мужчине правую руку, на среднем пальце которой горел огонёк «светлячка». Рука чёловека крепко стиснула её пальцы, между приоткрывшимися губами матово блеснул металл. Зубов? Вздрогнув, Лора рванула руку к себе. Изо рта человека выдвинулись широкие, клеще образные челюсти, молниеносно сомкнувшиеся, но не на, драгоценном металле кольца, а чуть выше, на камне. Любой, другой самоцвет хрустнул бы, но не силиконовый алмаз. Охваченная растерянностью и ужасом, Лора попыталась вскочить, человек мотнул головой, пытаясь освободиться, но уцелевшие платиновые скобки оправы крепко держали камень. И тут на голову человека обрушился удар.