Под созвездием "Большого пса"
Глава 1
Гл. 1.Цветы, духи и пирожные
Люди одинаковы в главном. Пусть кто-то считает себя невезучим, кто-то везучим, но, в большинстве, они уверенны в собственной уникальности. Лариса Хименес отличалась от большинства. Она считала себя такой, как все. Подвернётся случай, — не упустит. Нет случая, — сама дойдёт. Чтобы найти брата, ей нужны были деньги и ради денег она, кажется, согласилась бы на любую работу.
Когда истёк срок действия первого контракта, Ларисе сразу предложили подписать новый. На этот раз на участие в съёмках фильма. Ей дали прочесть сценарий и пообещали за работу пол миллиона кредитов. Сценарий девушке очень понравился. В нём были сокровища, головокружительные приключения и романтическая любовь. Ещё больше ей понравилась сумма. О таких деньгах недавняя фабричная девчонка недавно могла только читать. Не понравился ей контракт. Во-первых, потому, что она в нём ничего не поняла, а во-вторых, потому, что он во всём отличался от первого.
Целую неделю трое юрисконсультов уговаривали девушку, буквально заваливая её доводами, большинство из которых она тоже не понимала. Ясным в этих разговорах ей было одно: сто дней (первый контракт Ларисы был стодневным) для съёмок фильма недостаточно. С этим доводом Лариса согласилась без возражений: хорошо, пусть будет не сто дней, пусть будет двести, или столько, сколько нужно. Выше оплата, — больше работы. Так и должно быть. Почему-то её уступчивость ещё больше разозлила юристов. Ларисе пригрозили найти другую актрису. Девушка опять согласилась: это их право. Конечно, если её кандидатура почему-то не устраивает работодателя, она ни на чём не может настаивать. Деньги на жизнь у неё теперь есть. Восемьдесят тысяч кредитов — достаточная для этого сумма.
Два дня юрисконсультов она не видела, и даже почти обрадовалась, что её оставили в покое, и что она наконец-то сможет хотя бы отдохнуть, как следует. Но на третье утро все трое явились к ней в гостиницу. С контрактом, почти слово в слово повторявшим первый, составленный для Ларисы на «Терце», пройдохой Жераром Босхом. Изменению подверглись только две цифры: продолжительность контракта в сто двадцать пять дней вместо ста, а чистая сумма вознаграждения— триста тысяч, вместо восьмидесяти. Этот вариант Лариса подписала после первого же прочтения. Так началась её карьера киноактрисы, а примерно месяц спустя…
«… Франческо Габини просто лапочка, но бабник — ужасный…». Лариса остановилась. Две девушки, актрисы третьего плана, громко обсуждали общего знакомого. Лору заинтересовало имя. Франческо тоже снимался в этом фильме. Тот самый Франческо из ювелирного магазинчика синьора Томазо, заменивший для публики рядом с Ларисой Жерара Босха — Трампа (Бродягу). «Габини» же, — звучала фамилия одного из совладельцев огромной ювелирной империи, финансировавшей, съёмки фильма. Синьор Томазо, оставшийся на Терце, тоже работал на эту империю. Правда, совладельца звали не Франческо, а Александро.
«Франческо? Какой Франческо?» — спросила Лариса, заинтересовавшись. На вопрос актрисы первого плана девушки оглянулись. Обе они, почти как близнецы, были голубоглазые, светловолосые, с одинаково пышной укладкой, одинаково-прозрачной, светлой кожей и одинаково безупречно — типичной внешностью красоток с журнальной обложки.
— Ну, Франческо. Ты знаешь его!
— Я не знаю…
— Франческо. Он играет главную роль в фильме!
— Франческо?
— Да, да, Франческо!
— Так он Габини?
— Да. А ты не знала?
— Нет, не знала.
Вопрос был исчерпан, и Лариса потеряла к нему всякий интерес. А вот у девушек любопытство, напротив, усилилось до предела:
— Так ты действительно не знала, что Франческо, — сын того Александра Габини, который пожертвовал на съёмки нашего фильма пять миллионов и предоставил настоящие драгоценности для съёмок? Франческо не говорил тебе этого?
— Нет.
— Потрясающе! На Франческо это не похоже. Он же каждой своей подружке только об этом и твердит!
— Но не мне.
— Потрясающе! Слушай, а о чём он тогда вообще говорит?
Не понимая чужого интереса, Лариса с недоумением рассматривала девушек: что их так заинтересовало в её словах? Ну, не знала она, что Франческо — сын одного из богатейших людей Ойкумены, ну и что? Какое ей, собственно, дело до чужих миллиардов? Собеседницы её недоумевали не меньше.
— Ни о чём, — ответила Лариса, наконец. — А о чём мы должны разговаривать?
— Так вы что? Всё время без слов? Молча?
Взгляд Ларисы стал осмысленнее: так вот что заинтересовало этих милых сплетниц!
— Между нами исключительно деловые отношения, — спокойно, почти высокомерно оборвала Лора паузу и, отвернувшись, пошла прочь.
Итак, роковые слова были произнесены.
Избитую фразу о том, что за всё в жизни приходится платить, Лора приняла как данность, ещё будучи ребёнком. Именно поэтому на второй день после исполнения восемнадцати лет она уехала с родного хутора в город. Так поступали все её ровесницы. Так поступила и она. Пять лет работы на фабрике должны были обеспечить деревенской девушке покупку своей фермы в кредит. Цель была ясна и цена: пять лет работы в отрыве от родных и жизнь в общежитии — в расчёт не шли. Случай разрушил этот план, забросив деревенскую девчонку аж на другую планету. Восемнадцатилетняя девчонка не смутилась. Работы она не боялась, бытовых трудностей — тоже. После заводского общежития с его пенал — койко — номерами, где нельзя было даже распрямиться во весь рост, и тамошнего вечного недоедания, любые условия жизни могли считаться комфортными. Деньги, которые она теперь зарабатывала, вообще казались ей нереально — огромными. Но жизнь нашла, какую цену ей потребовать. Платой за успех стало одиночество.
В общежитии Лариса прожила не долго, и обзавестись друзьями не успела. И всё-таки, одинока она не была. Там можно было поговорить с коллегами по работе, поболтать с соседками по коридору, или поругаться. Был бы повод. На Терце круг её общения сузился. Остался только Герард. Но человек относился к Лоре доброжелательно. С ним можно было поговорить иногда, или послушать его.
Теперь одиночество стало реальностью. Как вакуум в космосе. Порезанное платье или битое стекло в туфлях — крайность в мире моды. Для чувствительного человека достаточно простой недоброжелательности. Издёвательская речь и надменный тон коллег напрочь отбили у Ларисы желание заговаривать с ними. Тоже ждало девушку и в мире кино.
Люди, рядом с которыми она теперь жила и работала, никогда не знали физического труда, и стойко презирали тех, кто физическим трудом на жизнь зарабатывали. Больше же всего не нравилось Лоре то, что, играя в страсти перед объективом, люди, вокруг, продолжали играть в них и в «нерабочее» время. Всё превращалось в игру: любовь и ненависть, вражда, дружба и интриги. Даже само служение искусству, преувеличивалось до состояний абсолютной, режущей слух и глаз фальши. Столь же фальшивы были здесь и нравы. Вопреки громко декларируемой, всеобщей свободе, основным законом здесь, стал закон собственности. Каждая вещь была чья-то, над каждым человеком стоял хозяин. Особенно строго это правило соблюдалось по отношению к женщинам. Каждая женщина кому-нибудь принадлежала: отцу, брату, любовнику, мужу, но принадлежала. И ценили женщину не за красоту, не за ум или мастерство, а за статус хозяина. Чем больше стоил господин, тем большим почётом пользовалась его «вещь».
Лариса Хименес не участвовала в этой игре. Но только потому, что у «игроков» сложилось впечатление, будто девушка уже принадлежит своему напарнику. На неё не смотрели, с ней не заигрывали, к ней не приставали исключительно из уважения к много миллиардному состоянию Александра Габини, отца Франческо Габини. И вот Лариса сама обнажила истину: она — ничья, и, следовательно, может считаться законной добычей всякого, кто, окажется достаточно смел, чтобы ею завладеть.
Впрочем, тот, кто привык лгать, не спешит верить чужим словам. Вильгельм Арунский — самый дорогой актёр фильма, — светловолосый гигант с волевым лицом и бронзовыми мускулами, — счёл разумным, сперва разузнать обстоятельства дела у Франческо:
— …ходят слухи, что твоя девушка совсем не твоя?
Франческо насторожился. Слухи до него ещё не дошли, и юноше не просто было понять о которой из его подружек идёт речь.
— Кто это говорит? — спросил он, стремясь скрыть настороженность за небрежностью.
— Лора. Не далее, как сегодня, она сказала Жули и Дороти, что между ней и тобой существуют чисто профессиональные отношения. Если это так, и если ты ничего не имеешь против, то я бы сам занялся крошкой. На мой взгляд, она на редкость мила.
Франческо почувствовал, что краснеет. До этого мгновения он не думал о Ларисе вообще. Слишком много он знал о ней. Отставная подружка старателя просто не должна была вызывать интерес у столь преуспевающего и перспективного молодого человека, как он. И вот, оказывается, что не менее преуспевающий и перспективный Арунский, сам Арунский, знаменитый и наипопулярнейший актёр считает девушку милой настолько, что не прочь заняться ею, включив в свою коллекцию. Это вызывало досаду. Юноша чуть криво усмехнулся: