— По всем правилам военного искусства… — ввернул Торр и и едва увернулся от башмака, запущенного братом.
— Прибью заразу, — прохрипел избитый брат и продолжал рассказывать.
В общем, улучшив момент, Тэрр начал осаждать дамочку. Любовными записками, письмами в стихах, серенадами и томными взглядами. Дамочка сдалась. Пусть и не сразу, но как это бывает на войне — неожиданно. Одним вечером Тэрра пригласили помочь «по-соседски». Прочитать какую-то книгу с очень неразборчивым почерком.
— Сразу понял, чем это грозит нашему красавчику, — ввернул ехидный братец, — и пошёл следом, чтобы подождать этого влюблённого дурня.
Парень помог, а потом как-то так произошло, что и он, и объект его страсти остались без одежды.
— Это произошло так стремительно, что я ничего не понял…
— Нашу семью всегда влекло к опасным приключениям, — подмигнул мне братец.
И тут, как это часто бывает, неожиданно вернулся муж. Мало того, что вооружённый, так ещё и свежеукрашенный рогами.
— Если бы он не нагнулся, то чёрта с два пролез в эти ворота. Там всадник еле проезжает, а с такими рогами лучше и не пробовать! — опять встрял Торр. — Я и посоветовал задержаться на улице, чтобы хлебнуть вина и обсудить прелести осенней погоды.
Пока Торр сдерживал собеседника вином и беседой, его братец доламывал кровать. Дамочка, не сдержав молодого напора, начала кричать. Томно и протяжно.
— Потом набежала его челядь и мы немного помахали кулаками, — сказал Торр. — Мой любвеобильный братец, когда увидел, что меня мутузят, то выскочил в окно вооружённый ножкой от сломанной кровати. Голышом, но с дубиной. Тут нас и одолели.
Братьев мало того что избили. Плачущая жёнушка клялась в верности своему супругу и объясняла, что Тэрр подсыпал какое-то зелье в воду. Близнецов обвинили в незаконном использовании магии и закрыли в темницу. Сидят, ждут приговора.
— Думаю, что нас сожгут, — спокойно заметил Торр.
— Почему ты так уверен? — спросил я.
— Уж слишком, — он ухмыльнулся и покачал головой. — Уж слишком она сладко стонала!
— Да, ничего не скажешь — весомый аргумент!
— А тебя за что закрыли, приятель? — прохрипел Тэрр.
— За то что шлялся по ночам, — улыбнулся я. — Давай лучше голову посмотрю. Негоже предстать перед Богами с разбитым черепом.
Кстати, в одном из карманов моих брюк был бинт. Стражники не обратили на него внимания и вот — пригодился.
Торр принёс кувшин с водой и мы осторожно сняли повязку. Ничего, видали и похуже. Помню меня в одном районе так огрели велосипедной цепью, что шрам до сих пор остался. Пока мы промывали рану, Дарби молча наблюдал, а потом достал из-за пазухи какой-то мешочек, который висел на груди.
— Надо чтобы Тэрр разжевал эту травку, — пояснил он. — А потом приложите её к ране и завяжете тряпицей. Через пару дней будет как новенький.
— Через пару дней, Дарби, — прохрипел раненый, — нас сожгут на костре. Как ведьмаков и чернокнижников. А рядом будешь хрипеть ты.
— Отчего это, позвольте спросить, я буду хрипеть? — обиженно шмыгнул гном.
— Потому что тебе, приятель, зальют в горло расплавленный свинец. Это не так вкусно как стакан красного.
Гном вздохнул и опять принялся за сухарь.
— А почему вас должны казнить за колдовство? Разве колдовство вне закона?
— Ты, Серж, как с неба свалился, — хмыкнул Торр. — Колдовать можно, если ты член гильдии. Если нет — ты чернокнижкик и колдун. Любой норр с большим удовольствием сожжёт тебя на костре. И ему развлечение и тебе не холодно. Жителям нравятся такие казни. Особенно зимой.
— А Чёрные псы? — спросил я. — Они ведь забирают души людей. Разве это не черная магия?
— Ты про чёрных рыцарей? — хмыкнул Тэрр. — Я не знаю, как это у них получается, но не прочь этому поучиться. Одно время я хотел попасть к ним на службу, но потом передумал.
— Отчего же?
— Трудное это дело, воевать с нежитью. Её слишком много. Колдунов и чернокнижников сжигают на кострах, а нежить живёт и радуется жизни. Взять бы хоть наш Грэньярд! Все знают, что одна старуха, живущая недалеко от пристани, оборачивается в кошку. И хоть бы кто слово сказал. Боятся.
— Почему?
— Потому что когда эта кошечка выходит на прогулку, то улицы пустеют… Она размером с хорошего кабана, если не больше.
— Так почему же её не трогают?
— Она была кормилицей нашего старика норра, когда тот ещё лежал в колыбели. Ей лет двести, если не больше. Ведьма… Она его вырастила. Говорят, что взяла с него слово, что он никогда не тронет нежить и нечисть. Вот старику и остаётся одна забава — жечь таких как мы, — вздохнул Торр и откинулся на солому.