Со стороны хвоста обоза вдруг послышались хлопки выстрелов и воронье карканье. Птицы взмыли в воздух и тучей закружились над желтым полем.
– Что, черт побери, там происходит? – воскликнул Хитрово-Квашнин, хмуря брови и оглядываясь.
Кучер, привстав на козлах, первым разобрался, что к чему.
– Эх-ма, барин Зацепин по воронам стреляет! Да так ловко!.. Вон, вон одна в воздухе кувыркается!.. Вон другая!
– Есть ли в этом какой-нибудь смысл? – недоуменно пожал плечами Вайнгарт. – Или это просто блажь?
Хитрово-Квашнин встал во весь рост и погрозил Зацепину пальцем.
– Отыскал развлечение, шустрило!
Он снова сел, закинул ногу на ногу и, пуская облачка дыма, перевел разговор на другие темы, в частности, на проблему незаконных лесных порубок и устранение чересполосицы. Через два с половиной часа езды Митрофан, в полудреме клевавший носом, встрепенулся, расправил плечи и громко объявил:
– Подъезжаем!.. Абловская роща завиднелась!
[1] Довольно! Петь не будет!.. Петь не будет!..
ГЛАВА 2
Южный конец рощи, поросший дубами и березами, примыкал почти к самой дороге. Из-под тени деревьев навстречу обозу вышел среднего роста, широкий в плечах человек, дымивший пенковой трубкой. Он был в картузе, охотничьем двубортном кафтане до колен, шароварах и сапогах. Загорелое лицо его с высокими скулами, крупным носом, пышными усами и резко очерченной линией рта выглядело несколько уставшим. Это был местный помещик Филипп Аблов, чья дворня поутру и обнаружила смертоубийство.
– Наконец-то! – проговорил он, вынув трубку изо рта. – Вас, господа, не дождешься!
Служащие нижнего земского суда с облегчением оставили покрытые пылью экипажи и стали разминать затекшие члены. Иванов, отирая пот со лба, недовольно процедил:
– Никто вас ждать не уполномочивал! В случае нужды за вами бы послали.
Аблов повернулся к нему и окинул неприветливым взглядом.
– Вы, что ли, здесь за главного, поручик?
– Я, прошу любить и жаловать!
– А где ж капитан-исправник?
– Я не обязан перед вами отчитываться!.. Что за допрос?.. Сабо болен, довольны?
Помещик сунул трубку в рот, попыхтел ею и ухмыльнулся.
– М-да, ничего не попишешь, придется иметь дело с вами… Хм-м, кажется, штаб-лекарь выбирается из брички. А кто это с ним?.. Вот те на, Евстигней Харитоныч!.. Теперь понятно, кто будет вести настоящее расследование!
Старший заседатель сжал губы и сердито прищурил глубоко запавшие глаза. Аблов отвернулся от него, обменялся рукопожатиями с прибывшими дворянами и, помянув недобрым словом жаркую погоду, взглянул на Беклемишева, молодого отставного корнета с загорелым лицом и голубыми глазами.
– Сегодня видел твоего сослуживца, того, что живет под Ивановкой. Узнав, что ты приедешь сюда в составе временного отделения суда, передал тебе привет.
– Спасибо, загляну к Пахомову при случае.
– А как там твой дядя, Володя?
– С ним все в порядке, пребывает в добром здравии.
– Вернешься в Петродар, кланяйся Николаю Степанычу.
– Непременно, Филипп Елизарыч, будьте покойны.
Похлопав корнета по плечу, Аблов окинул всех равнодушным взглядом и сухо обронил:
– Пожалуйте к месту злодеяния, господа. Оно недалече, в каких-нибудь двухстах саженях отсюда.
С конца обоза послышался шум бегущих шагов. Немного прихрамывая, к месту сбора стремительно неслась поджарая фигура. Спустя секунду, зацепившись ногой за торчащий из земли сук, она со всего маху зарылась в высокую траву.
– Бог мой! – поморщился Аблов. – Что ж так лететь-то?.. Кто это, вообще?
Упавший мгновенно принял вертикальное положение и с горящими глазами добежал-таки до цели.
– Я это, Филипп Елизарыч! Не узнали?.. Рад вас видеть!
– А-а, господин Зацепин, – покачал головой Аблов, пожимая протянутую руку. – Куда ж вы неслись во все лопатки, точно угорелый?
– Дык, ищи вас потом, свищи!
– Заблудиться боялись?.. Ну, это вы зря. Роща у нас не ахти какая густая, не то что, скажем, бор у Петродара… Тоже приехали с убийством разбираться?
– А то! Без меня тут ничего путного не выйдет!
– Бахвалилась кобыла, что воз с горшками побила! – фыркнул Иванов, косо взглянув на Зацепина. – Лучше на мундир взгляните, весь загваздан!
Отмахнувшись от старшего заседателя, как от надоедливой мухи, Зацепин стряхнул с кителя пыль и травинки, поправил фуражку и направился вместе со всеми вглубь рощи.
Солнце позднего августа пробивалось сквозь листву лучистыми потоками, золотя стволы и кустарник. Приятно пахло травами. Вверху щебетали птицы, носились прозрачные стрекозы, жужжали пчелы. Через какое-то время показалась небольшая поляна, или, скорее, прогалина, заполненная дюжиной крестьян. Чуть поодаль жались к стволу раскидистой березы две молоденькие девицы. Понятые тут же расступились, давая дорогу приезжим из уездного центра.