— Ты не перестаешь меня удивлять, — заявила Бронте, беря из его рук бокал портвейна.
— Думаю, тебе это понравится больше, чем скотч, — усмехнулся Брэт, чокаясь своим бокалом о ее и отпивая напиток. Она никогда не скрывала, что ей не нравится тягучий вкус скотча, который он пил, поэтому они время от времени смеялись над этим.
— Ты прав, — ответила Бронте, поднося бокал к губам и делая глоток. Вкус был потрясающим. Он был богатым и насыщенным, и ей понравилось то, как напиток растекся у нее по языку.
— Бронте, — мягко произнес Брэт. Он так произнес ее имя, что у нее по всему телу забегали мурашки. Она с любопытством перевела на него взгляд.
— Да, Брэт? — соблазнительно произнесла она, и была почти уверена, что по его телу пробежала дрожь. Но, похоже, он абстрагировался от нее и сфокусировался на том, что собирался ей сказать, чтобы это ни было. Она неожиданно занервничала.
— Мне нужно тебе кое-что рассказать, — начал Брэт, и Бронте затаила дыхание. Она уже была готова открыть рот и спросить, что он имеет в виду, но неожиданно из его переднего кармана раздалось громкое жужжание.
— Черт, — сорвалось с его языка, пока он вытаскивал из своего кармана телефон. Бронте видела, как он расстроился, но когда он посмотрел на нее, на его лице уже не было ни одной эмоции. Он вздохнул.
— Извини меня, я на минутку отлучусь. Мне нужно ответить.
Бронте накрыло разочарование, когда он поднялся и направился к краю крыши. Она попыталась услышать, что он яростно шептал в телефон, но у нее ничего не получилось.
«Кто же это может звонить, что он не хочет быть услышанным?» — подумала она.
Ему потребовалось несколько минут, чтобы закончить звонок резким нажатием по экрану и вернуться к ней.
— Извини меня за этот звонок, — сказал он, откидываясь своим шикарным телом на подушки рядом с ней и убирая телефон обратно в карман. — Я забыл поставить на бесшумный режим.
— Ничего страшного, — ответила Бронте, пытаясь подавить чувство беспокойства, которое поселилось в душе.
— Бронте, мне нужно тебе кое-что сказать, — повторил Брэт, и на какое-то мгновение она поверила, что, наконец, узнает, что он скрывает от нее. Часть ее хотела поднять руку и заставить его замолчать, сказать, что ей не нужно знать, что это, что его желания рассказать ей правду достаточно. Но все же она этого не сделала. Она должна знать правду. Ей нужно узнать, что он скрывает от нее все эти месяцы.
— Что? — спросила Бронте, пытаясь игнорировать страх, поселившийся в глубине живота.
— Бронте, я никогда не чувствовал ничего подобного, что чувствую по отношению к тебе. Мне тяжело быть вдалеке от тебя. Мое сердце болит, если тебя нет рядом. Целыми днями я могут думать лишь о тебе, — он говорил все, что она мечтала от него услышать, но не то, что она ожидала. Она хотела от него услышать, почему он такой скрытный. Но, похоже, не судьба. И она пыталась понять, его секрет достаточная ли причина, чтобы отбросить все его красивые слова и ее чувства. Она беспокоилась о нем, сильно. Но также знала, что ей нужна абсолютная честность. Если ее не будет, то у них ничего не получится.
— Я… прости меня, — запиналась она, пока вставала на ноги. Она посмотрела на его привычно привлекательное лицо, подавила потребность откинуть с его лба волосы, привычка, которую недавно приобрела. — Ничего не выйдет.
Прежде чем Брэт смог ее остановить, она направилась к лифту на дрожащих ногах.
— Бронте, подожди! — крикнул он, но она не остановилась, пока не вошла в лифт, и дверцы не стали закрываться за ее спиной.
Последнее, что ожидал Брэт, так это то, что Бронте сбежит от него. Ее поведение заставило думать, что она испытывает то же что и он. Но, похоже, он ошибся, но не мог позволить ей так быстро покинуть его жизнь. А поэтому обнаружил себя спускающимся по пожарной лестнице, молясь, чтобы его нечеловеческая скорость помогла ему оказаться на первом этаже раньше нее.
Но этому не дано было случиться. Бронте выходила из парадного входа в тот момент, когда Брэт выбежал из пожарного выхода, чтобы увидеть, как она быстро шла. Он практически остановился, когда понял, что опоздал. Он позволил ей ускользнуть. Ему стало дурно от мысли о том, что потерял ее. Но когда он увидел, как белый фургон остановился у тротуара, тогда он почувствовал настоящее отчаяние.