— Осуществлять материнство предоставлено свободному выбору женщины. Это ее неотъемлемое право.
— Но ведь я — отец? Имею я голос?
Заведующая презрительно фыркнула и повернулась к нему спиной…
Пока Наташа была в приюте, маленького Колю поместили в общественное учреждение для воспитания детей.
Вернулась Наташа в домик радостная, бодрая, даже более ласковая, чем обыкновенно.
— Знаешь, милый, нашему Коле там очень хорошо. Оставим его там. Ведь мы всегда можем его навешать.
И, так как Наташа в то же время целовала и вилась вокруг мужа повиликой, то Колю и оставили навсегда в «Учреждении».
Но, раз не было ребенка, терял смысл и семейный дом.
— Перейдем, милый, в общежитие.
Но там жили каждый отдельно в своей комнате. Нельзя же отличаться от других и устраивать супружескую спальню! Здесь это не принято!..
Однажды Воскобойников поздно вернулся и хотел пройти к жене.
Комната Наташи была заперта на ключ…
Глава XI
Первое преступление
Воскобойников был еще полон впечатлений, полученных от совместных работ с Бессоновым. Да, им, наконец, удалось найти способ производить белок из одних минеральных веществ, и он, Воскобойников, подал совет, оказавшийся чрезвычайно важным!
Он чувствовал себя гордым, высоко держал голову. Хотелось рассказать Наташе. Она не очень интересуется, но все-таки поймет и, может быть, порадуется его радостью.
Было тут и желание выдвинуться в глазах похорошевшей жены, ставшей в последнее время далекой, почти недоступной…
Запертая дверь в женской спальне! В «общежитии» это имело свое, вполне определенное значение… Кровь бросилась в голову и зашумела обрывками мыслей и призрачных, кошмарных образов. Обо всем забыл. Во рту пересохло. Казалось, кто-то зацепил крючком за внутренности и тянет, и вот-вот, сейчас все оборвется.
Воскобойников решил ждать. Охватило жгучее, почти сладострастное желание узнать: кто? Дотронуться до свеже-кровавой раны своей, бередить ее до боли, до судорог…
Утратил всякое человеческое достоинство. Жадно прильнул к двери, ловил шорохи звонко напряженным слухом, создавал в воображении картины невидимого…
Так шло время. Быть может — час, быть может — больше. Щелкнул замок. Воскобойников отскочил к противоположной стене и, присев, весь сжался, как кошка, готовящаяся к прыжку. Из комнаты Наташи небрежной походкой, с папиросой в зубах, вышел Коваль.
Воскобойников бросился на него, нелепо размахивая руками, как человек, не умеющий драться. Бил, куда попало — по плечам, по голове, по груди…
Страшный удар поразил его в лицо. Сердце захолонуло от адской боли. В глазах закружились сверкающие огни.
Перехватило дыхание. Упал как-то странно, на четвереньки, свалился набок и завыл дико, по-звериному.
Наташа, вся обнаженная, показалась в дверях и отскочила, закрыв лицо руками…
Воскобойников все выл, силясь подняться и скользя руками по луже крови, пока не прибежали «общественники» и не снесли его в больницу…
У Воскобойникова оказались сильные повреждения: выбито несколько передних зубов и почти размозжен нос.
Все лицо быстро заплыло багровой опухолью.
— Какая страшная сила у этого Коваля! — изумлялись врачи.
Такого случая, чтобы колонисты наносили друг другу увечья, еще не было за все время существования «Полярной империи». Были незначительные столкновения, даже драки случались, но враги мирились, и дело не принимало общественного характера.
Теперь не то. Воскобойников, быть может, изуродован на всю жизнь. Врачи опасались последствий сильного нервного потрясения. Больной бредил. Являлась опасность психического расстройства. Делабранш решил применить открытые им омега-лучи, производящие чудодейственное влияние на организм животных. Воскобойников был первый человек, к которому их применили. Делабранш был в восторге, что представился такой прекрасный случай…
Но оставалось решить главное: как колония, не имеющая писаных законов, должна отнестись к поступку Коваля.
На общем собрании было постановлено:
«Избрать судей, поручить им произвести следствие и доложить его результаты колонии, которая и произнесет приговор над Ковалем путем всенародного голосования».
Бессонов, Уальд и Эвелина, избранные судьями, отказались. Основатели колонии избегали всякого повода к упреку, что они стремятся выдвинуться вперед, главенствовать. Пусть народ управляется сам без указки и подсказа. Но это не мешало им втроем составить тайное совещание.