Бессонов и Уальд решили осуществить постройку чудовищного генератора, черпающего энергию непосредственно из неистощимого запаса земного электричества.
Все отдельные части были уже готовы, но операция сборки смущала даже такого опытного инженера, как Уальд. Требовалась величайшая осторожность, необходимо было точное согласование подъемных и подающих приборов. В мастеровой на двух вышках стояли Уальд и Бессонов и отдавали приказания громким голосом. Сначала все шло хорошо. Но вот один рабочий замешкался и Уальд, не выдержав, обругал его:
— Дурак, следи за счетчиком!
Такие окрики инженер давал и раньше, но в разгаре работы никто на это не обращал внимания. Уальда любили, да и сам он после извинялся, объясняя, что ошибка могла погубить все дело.
На этот раз рабочие отнеслись иначе. Послышались голоса:
— Что он за начальник?
— Командует, как солдатами!
— Сам дурак!
— Какая-то чертова затея, от которой, того и гляди, всех нас передавит!
— Делают, что хотят! Какое это равенство!
— Хозяева! Хуже капиталистов!
— Бросим работу!
И все, как один человек, бросились из мастерской.
Громадная часть генератора рухнула и разбила вдребезги постамент. Все было исковеркано.
Недоумевающие, бледные, стояли друг перед другом Уальд и Бессонов.
Оба основателя колонии на Южном полюсе не узнавали своих прежних помощников, которые когда-то переносили адскую стужу, страшные лишения, работали по 16 часов в сутки, гибли десятками, но победили стихию и создали «Полярную империю», страну счастья под стеклянным колпаком…
Крики и вопли, проникшие извне в мастерскую, заставили их скорее выбежать.
Рабочие, бросив работу, собрались и стали горячо обсуждать происшедшее.
Страсти разгорались. Люди обратились в зверей и рычали, нападая друг на друга. Они забыли причину ссоры и отдались во власть опьянения борьбой. Безоружные расправлялись кулаками. Слабые кусались. Уже пролилась кровь. Послышались стоны. Упавшие бились судорожно под ногами дерущихся.
Уальд первым нашелся.
Схватил за руку Бессонова, впавшего, казалось, в гипнотический сон перед лицом этой ужасной картины бессмысленной драки людей-братьев.
— Скорее к кранам!
Бессонов очнулся и понял мысль своего товарища.
Невдалеке находился один из многочисленных в колонии кранов водопровода, служивших для поливки растений и для других целей.
Уальд быстро привернул кишку, а Бессонов направил на толпу могучую струю холодной воды.
Действие получилось быстрое.
Мокрые, дрожащие от холода и еще неуспокоившегося возбуждения, колонисты стояли мрачные, опустив головы и смотря исподлобья.
Уальд вызвал по телефону врачей и служащих в больнице.
Многие рабочие оказались ранеными, но опасно один лишь Патрик-отец, которому дюжий Шварц переломил руку и два ребра. На руках, на ногах забелели повязки. У некоторых были обмотаны бинтом головы, наподобие шлемов. Двоих пришлось обнажить до пояса, чтобы перевязать ножевые раны на груди.
Разошлись все молча, словно стыдясь того, что сделали.
Ирландца унесли на носилках. Прибежавшая хорошенькая Эльза громко рыдала, ломая руки.
В жизнь «Полярной империи» вошло что-то новое, страшное, еще не имеющее имени, но ясно чувствуемое.
— Кажется, нашей спокойной, беззаботной жизни наступает конец, — сказал Уальд, грустно оглядывая место побоища.
— Зачем смотреть так мрачно! — возразил оптимист Бессонов. — Надо расследовать причины.
— Вы не догадываетесь?
— Нет.
— Я уверен, что это пропаганда Коваля. Зачем вы его привезли?
— Но, позвольте? Ведь с ним прекращены все сношения. — А вы ручаетесь, что приговор выполняется, что к нему не ходят, не совещаются? Я недавно видел, как из дома Коваля вышла Воскобойникова.
— Ну, это — любовь! Тут все запреты бессильны. Кстати, что ее муж? Я у него не был целую неделю.
— Делабранш уверяет, что он поправится. Даже следы на лице надеется исправить посредством пластической операции. Действие омега-лучей изумительно. Заживление идет прямо на глазах. Исчезает опухоль, краснота, рана заживляется и быстро рубцуется.
— Теперь Делабраншу много работы! — грустно заметил Бессонов. — Но как они дрались, как дрались! Настоящие звери! Да, пройдет еще не одно поколение, пока человек переродится. Но неужели в этой вспышке виноват Коваль? Мне как-то не верится.
Уальд был не совсем прав, обвиняя Сашку Коваля. К нему, «осужденному», ходила только Воскобойникова, вся поглощенная новым для нее чувством близости к сильному, энергичному мужчине, к могучему самцу-господину, так не похожему на ее прежнего мужа, нерешительного, во всем сомневающегося, и больше всего — в собственных силах. Там была любовь-жалость, здесь любовь-страсть…