— Как в сказке? Заколдованное царство? За тридевять земель?
— Вот именно: заколдованное для всех, кроме немногих, открывших тайну победы над стихиями. Хотите ехать искать счастья за тридевять земель, в тридесятое царство?
— И вы не скажете, где и что?
— Чудак вы! Всему миру войну объявил, а боится ловушки. Ну, зачем я стану вас улавливать? Я живу здесь, чтобы найти двух-трех человек, сознательных, умных, упорных в идее. Наши колонисты, в большинстве — рабочие, немного пассивны.
— Значит, меня вы приглашаете в качестве возбудителя энергии?
— Да, вас и вот Воскобойникова. Обоим вам терять нечего. Поедемте со мною, ни о чем не спрашивая. Сами все увидите на месте. Не понравится — силой держать не станем. Обратный проезд гарантирован.
— А не боитесь, что мы разболтаем вашу тайну?
— Ну, от этого никогда не убережешься. Да я убежден, что вы и не захотите вернуться. Решайте сразу!
Коваль молча протянул руку Иванову. Согласия Воскобойникова как будто и не спрашивали, и это обижало его.
— А как же моя жена, ребенок?..
— С собою возьмите. У нас она отдохнет, поправится. Через неделю Иванов, Воскобойников с семьею, Сашка Коваль и мрачный слуга выехали за границу.
Глава VI
В страну счастья!
Путешествие до австралийского порта Аделаиды не представляло ничего интересного.
В Гамбурге и Ливерпуле присоединились два семейства.
Сначала веселый, добродушный немец Юстус Шварц, любящий поговорить о Бебеле, о социализме и синдикализме за кружкой пива. Жена у него — белая, полная хохотушка. Два крикливых мальчишки.
В Англии подсел пожилой ирландец с взрослым сыном и красавицей-дочкой, едва перешедшей границу детства.
Ирландцы были сумрачны, озлобленны, при споре легко возбуждались. Того и гляди возьмутся за ножи.
Коваль спросил Иванова с усмешкой:
— Зачем вы берете таких?
— Ничего, обойдутся. Это у них национальное. Исторически угнетенный, обиженный народ.
— Злые трусы! Арендаторов били из-за угла. No rent![2] А лордов боялись. А перед взводом солдат бежит тысячная толпа. Ах, эта толпа — гнусное, трусливое чудовище, жестокое со слабыми и беззащитными! Разорвут на куски какого-нибудь несчастного, а десяток штыков вызывает панику. Найдется сильный человек, бегут за ним, как стадо баранов, а потом его же предадут.
— Вы сами излишне озлоблены.
— Зато хоть не трус.
Иванов часто приглядывался к Ковалю. Энергия, сила, ум этого человека невольно привлекали к нему, но что значат эти внезапные вспышки, огневой блеск глаз, хищное выражение?
Хорошо ли делает Иванов, что везет его в колонию?..
В Аделаиде путешественников ожидал пароход «Утопия».
— Ну, теперь мы почти дома, — весело сказал Иванов, — это судно принадлежит колонии и свезет нас, куда нужно.
Но от дальнейших объяснений отказался.
— Увидите, сами увидите!
Бухта южно-полярного материка почти не изменилась с тех пор, как с лишком два года тому назад к угрюмым берегам пристала «Утопия» вместе с двумя грузовиками, высадила рабочих и сдала огромное количество ящиков, тюков и машинных частей.
Теперь на черных скалах не видно было даже навеса и белого переносного домика.
Иванов заранее предупредил новых колонистов, чтобы они не брали с собой багажа — все в изобилии найдется на месте.
Время соответствовало нашему лету и погода стояла теплая. Но камни, набросанные повсюду в беспорядке еще в первые века мироздания, делали дорогу крайне утомительной, и детей пришлось нести на руках.
Наконец добрались до отвесной ледяной стены.
Шесть матросов с «Утопии» опустили на землю носилки, которые несли по двое. Развязали тюки и вынули легкую меховую одежду. Костюмы были сшиты наподобие эскимосских.
Иванов приказал всем одеться, а сам, между тем, собирал какой-то диковинный аппарат. От большого ящика, стоявшего на носилках, шли два провода к длинному ножу с ручкой.
— Пускай! — скомандовал химик.
Раздалось характерное жужжанье электрического тока и нож накалился добела. Иванов подошел к ледяной стене и начал проводить по ней ножом, намечая четырехугольник. Нож входил в лед, как в масло. Кусок за куском матросы вынимали ледяные глыбы.