Ночью иногда над скалами стоял свет. Иные видели там отблески, будто зарницы. Раза два из «Замка Сатаны» слышен был грохот, словно от взрывов.
И рыбаки в один голос прозвали моего нового знакомого:
— Чертов кузнец!
Мужчины все же охотно имели с ним дело, потому что он покупал, не торгуясь, и платил блестящими монетами, очевидно, не адского происхождения, так как на них красовалось изображение Георга, короля английского.
Но женщины и дети боялись «Чертова кузнеца». Матери закрывали пеленой грудных детей от глаза, девушки считали встречу с «ним» дурной приметой, предвещающей измену суженого.
А «он», казалось, не обращал никакого внимания на глас народа и жил по-прежнему уединенно, выходя каждый вечер на прогулку по морскому берегу.
Он рекомендовался мне:
— Оскар Дайбн.
Какой он национальности? Швед, норвежец, датчанин? Но у него глаза не водянисто-голубые, как у жителей севера, а карие, огневые, с желтыми белками. И волосы почти черные, и брови насупленные, и кожа смуглая. Весь сухой, жилистый, мускулистый, с резкими движениями и торопливым жестом, он походил скорее на южанина.
Говорили мы с ним с полчаса по-английски, потом перешли на французский язык, более мне знакомый.
Когда я сказал, что моя родина Россия, он усмехнулся, и заговорил на чистом русском языке. Но ухо улавливало едва заметный малороссийский акцент.
Как же это так? Можно изучить в совершенстве любой язык, но провинциальный говор дается только родившемуся в той местности.
И я понял, что «Оскар Дайбн» только псевдоним, под которым почему-то скрывается этот странный человек.
II
Гений или сумасшедший
Я, строго говоря, никогда не разговаривал с Оскаром Дайбном, как беседуют хотя бы случайные знакомые.
Все мои мысли и мечты сосредоточились на будущей картине, но я не хотел мучить собеседника «художественными» разговорами. К искусству он относится не то что бы отрицательно, но уж слишком снисходительно, словно к детской забаве.
Случалось, что мы просиживали вечер молча и молча расходились, пожав друг другу руки.
Иногда на Оскара Дайбна находило что-то вроде столбняка. Неморгающие глаза принимали странное выражение, будто видели что-то невидимое для других. Так продолжалось полчаса и больше. Потом он встряхивался. Смотрел на меня конфузливо и подозрительно и задавал в сотый раз вопрос:
— Так вы скоро кончите свою картину?
И я, в душе обижаясь, отвечал:
— Я пишу здесь только эскизы. Над картиной буду работать в Париже, в своей мастерской.
— Ах, да! Извините, я все забываю…
Однажды утром Оскар неожиданно явился в рыбацкий домик, где я снимал комнату.
— Поедемте на остров. Берите с собою все, что нужно. День чудный. Море, как зеркало.
Я охотно согласился, и мы спустились к морю.
Оскар Дайбн сел за весла, я взялся править.
Он оказался опытным гребцом. От сильных, красивых движений лодка летела, как стрела.
Вот и островок. Мы вступили в тень, бросаемую огромной остроконечной скалой, и причалили к отмели. Оскар бросил якорь. Я вскрикнул от восторга. Скалы здесь внизу сузились и в полумраке хранили тайну влажных недр пещеры, из которой вот-вот выползет морское чудовище. А вершины скал сверкали золотом от косых лучей солнца. Как раз для моей картины!
Я устроился на отмели и жадно начал писать.
Оскар лежал в лодке и курил, следя за кольцами табачного дыма, уносимого едва заметным движением воздуха.
Я увлекся работой и забыл все на свете. Сколько прошло времени, не помню.
— Кончайте, — раздался голос Оскара, — начинается прилив и скоро зальет всю отмель.
Он долго и внимательно рассматривал мой эскиз.
— Да, вы настоящий художник!
Но, когда я влез в лодку, Оскар не спешил отчаливать. С мечтательным выражением лица, которое я видел у него в первый раз, он заговорил:
— Люди страшно гордятся своими научными завоеваниями. А, в конце концов, они делают то же, что и вы, художник, невежественный в науке: подражают природе, вымаливают у нее, чтобы она открыла хоть одну из своих тайн. И бьются, как и вы, отыскивающий тайну красочных сочетаний. Люди горды и самонадеянны. Век пара, бензина и электричества! Завоевания воздуха! А на деле создали неуклюжие дирижабли и эти опасные игрушки — аэропланы. Все это не имеет никакой будущности и скоро наступит время, когда полеты на аэропланах будут в законодательствах всех стран приравнены к покушению на самоубийство и строго воспрещены. Не спорю: человек достиг многого в области техники. Но вы знаете, какая разница между способами передвижения по земле и по воде и воздухоплаванием?
Я не знал, что ответить:
— Вообще… воздушная стихия…
— Ну, слушайте! Человек может изобрести какие угодно усовершенствованные паровозы и автомобили, но он может ходить по земле собственными ногами. Человек может построить изумительные корабли и подвижные лодки, но он, совершенно голый, без всяких приспособлений, может плавать и нырять. Но никогда человек, сам по себе, как животное, не мог уподобиться птице и влететь хоть бы на аршин от земли. Древние маги, как гласит предание, поднимались в воздухе на большую высоту. Ту же способность приписывают индийским йогам. В Средние века верили, что ведьмы летают, и для судебных процессов существовали особые весы на площадях городов. Обвиняемую взвешивали, и, если оказывалось, что, например, взрослая женщина весит пуд или еще меньше, признавали ее за ведьму и сжигали на костре. Некоторые психопатологи допускают, что при известном нервном состоянии, доходящем до конвульсий, тело человека теряет в весе… Это называется левитацией. Может быть, и действительно существует такая нервная сила, но какое значение имеет она для практических целей?
Я смотрел на Оскара с изумлением. Никогда он не был так разговорчив.
— Для машины, двигающейся по земле или по воде, необходим вес. Если паровоз потерял бы каким-нибудь чудом весь свой вес, он не был бы в состоянии двигаться. Колеса вертелись бы вхолостую. Если бы то же сделалось с пароходом, он выскочил бы из воды, упал набок и сделался игрушкой волн, как пушинка.
Но для воздушного корабля именно необходима потеря веса. Воздухоплавание — это борьба с силою тяжести, с силою притяжения к центру земли. Человечество за последнее полстолетие хорошо изучило электричество. Созданы весьма правдоподобные теории о сущности этой силы. И мы умеем не только вызывать электрическую энергию и пользоваться ею, но и бороться с этой силой. Пассивно — посредством среды, не пропускающей электрического тока, и активно — воздействием тока на ток. Если наши теории о сущности электричества и несовершенны, все же мы чувствуем, что стоим на верном пути и довольно ясно себе представляем, с чем мы имеем дело. Но вот сила тяжести. Еще на заре человечества, при первом проблеске сознания, люди знали, что тела имеют вес и что они падают на землю. Но и через многие тысячи лет существования человека на земле он не имеет ни малейшего понятия о сущности силы тяжести.
Оскар Дайбн вынул из кошелька темную серебряную монету и протянул руку над морем.
— Вот я сейчас выпущу монету, и она упадет на дно моря. Какая связь между этой крошкой-монетой и огромным шаром земли? Никто ее не видит, не понимает, но всякий уверен, что тело упадет. То, что мы видим каждый день, никто не считает тайной, а между тем, сила тяжести самая глубокая тайна, и тщетны были попытки ее разгадать.
Оскар Дайбн бросил монету, и она, сверкнув на солнце, исчезла в морской глуби.
— Думаете ли вы, — спросил он, разделяя слово от слова, — думаете ли вы, что человек когда-нибудь овладеет силой тяжести, познает ее сущность? Сумеет ли стать господином этой силы и по своей воле уменьшать, увеличивать вес, заставлять тяжелейшие предметы парить в воздухе, нестись в высоту? Или легкий предмет сделать тяжелым, как свинец или ртуть?
Я посмотрел в его горящие глаза и прочел в них безумие мечты.