Герцогиня тоже не торопилась; ее веселили беспрерывные послы от французского двора, привозившие ей все новые и новые наряды, драгоценные камни и заморские игрушки. В последний раз ей были привезены: живая обезьяна, маленькая собачка и негритенок, показывающий необыкновенные фокусы. Герцогиня потребовала, чтобы следующим подарком были попугаи, умеющие говорить, и негритянская девочка, которая могла бы служить парой маленькому черному рабу с кольцом в носу, который умел так неподражаемо потешать ее. В ожидании попугаев и негритянской девочки она пребывала в том же капризном настроении, в котором охотно поддерживал ее отец.
Замок Гэно представлял из себя каменную громаду, выстроенную на холме, склоны которого были искусственно обращены в неприступные стены. Широкий, наполненный водой ров окружал его кольцом; когда мост бывал поднят, всякий подступ к замку делался невозможным. По ту сторону рва ютились вокруг замка сеньора убогие деревушки, подобные карликам, окружившим великана.
Крепостные Бодуина и не мечтали о каких бы то ни было вольностях. Герцог издевался над коммунальными хартиями, говоря, что самое слово «коммуна» вызывает в нем отвращение. Однако он до сих пор ни разу еще не вмешивался в происходящую борьбу, довольствуясь тем, что помогал исподтишка восстающим против коммун рыцарям деньгами и выказывал вместе с тем королю знаки уважения, лишенные, впрочем, всякого раболепства.
На высоких зубчатых стенах день и ночь прохаживалась стража герцога; двор его был полон коней и вооруженных слуг; ежедневная жизнь в замке ничем не уступала в роскоши королевскому дворцу. Праздники сменялись праздниками: жонглеры, фокусники, трубадуры и странствующие музыканты стекались со всех концов Франции в замок Гэно в надежде найти здесь наживу. Герцог был страстный любитель лошадей и турниров, и окрестные рыцари старались блеснуть при его дворе роскошью вооружения и боевом ловкостью.
Быть принятым во дворце герцога считалось лучшей гарантией от всяких происков соседних сеньоров и даже самого короля.
Герцог, однако, не оказывал своего покровительства даром; никто не осмелился бы явиться к нему с просьбой о поддержке, не принеся с собой богатейшего подарка. Сундуки его ломились от золота; конюшни его чуть ли не ежемесячно обогащались новыми конями, породой и резвостью которых он любил похвастаться. Избалованный всеобщим поклонением и трепетом, который возбуждало одно его появление, герцог считал себя неограниченным властелином.
Однажды вечером, в самом конце осени, всадник на бешено мчавшемся коне прискакал к воротам замка и затрубил в рог, висящий у него на поясе, давая знать о своем прибытии; на окрик стражи с высоты стены, он прокричал и ответ, что послан епископом Розуа с важными вестями, что явился один и готов оставить у ворот свое вооружение, лишь бы быть допущенным к герцогу. Мост тотчас спустился, и всадник въехал во двор.
Это был мужчина лет сорока в монашеском одеянии, с вышитым на лиловом плаще серебряным крестом и с рыцарскими латами, сверкавшими из-под складок благочестивой одежды. Всадник и конь имели вид крайне утомленный.
Узнав, что посланный явился от епископа, герцог тотчас приказал его ввести и принял его наедине в большой ярко освещенной зале, служившей ему спальней. На герцоге была длинная бархатная одежда, спускавшаяся до щиколоток и только меч, висевшей у него на поясе свидетельствовал о его рыцарском достоинстве. Длинные и прямые волосы падали ему до самых плеч; он сидел на высоком стуле, к которому вели три ступеньки, покрытые ковром, и над которым в стене был вделан герб герцогов Гэно, изображавшим два скрещенные меча.
Посланный при виде герцога сделал движение, как бы желая пасть перед ним на колени, но тотчас спохватился вспомнив о своем сане, запрещавшем ему коленопреклонение перед светским лицом. Однако, жест этот не ускользнул от острого взгляда герцога, и чуть заметная улыбка скользнула по его лицу. Посланный сдернул с головы покрывавший ее капюшон, и герцогу предстало бледное лицо с глазами, горевшими лихорадочным возбуждением и с мольбой глядевшими на него.
— Я узнаю вас, аббат Мелэн, — сказал важно герцог, кивнув головой, — но боюсь, что вас привело ко мне какое-то горестное событие. Вы имеете вид весьма утомленный.
— О, ваша светлость, меня прислал к вам ваш кузен, его преподобие епископ Рожэ де Розуа, находящийся вместе со всеми нами, его слугами, в величайшем несчастьи. От вас зависит облегчить наше горе, и я бы упал к ногам ваши, если бы сан мой…