Я слегка удивился такому вопросу, никак не связанному с предыдущей темой разговора, но ответил.
— Что ж, капитан, я крещен в католической вере, как и большинство австрийцев, но не вижу....
Казалось, он почувствовал облегчение.
— Хорошо. Превосходно. Значит, вы не христианин, а всего лишь нечестивый папский идолопоклонник. То есть это не имеет значения.
— Но почему? Боюсь, я не...
— Герр лейтенант, как-там-вас-зовут, хочу сделать вам предложение, поскольку понимаю, что какое бы преступление ни привело вас в колонию для заключенных, вы по меньшей мере когда-то были морским офицером.
— Именно так, но... То есть я и есть морской офицер, но никогда не был заключенным. Прошу вас, продолжайте.
— Предложение заключается в следующем. «Самбуран» плывет с востока Целебеса в Аравию с тремястами пятьюдесятью неверными магометанами на борту, они направляются в Мекку для своих гнусных обрядов. Мы совершаем это путешествие ежегодно, плавая по островам и подбирая их десятками, а потом, собрав всех, идем из Манадо в Джидду. Обычно прибываем к месту назначения дня за три до начала сезона паломничества. Но в этом году опоздали из-за вашей идиотской войны в Европе. Пока мы стояли у Амбоины, мобилизовали флот и со всего острова реквизировали уголь, потом в Манадо мы ссадили пять матросов и первого помощника, затем зашли в Таракан, чтобы подобрать пятерых тупоголовых малайцев, пропустивших предыдущий пароход. Короче говоря, мы должны были добраться до Джидды второго ноября, но успеем к этому сроку, только если в ближайшие три недели будем делать четырнадцать узлов днем и ночью.
— И могу я узнать, в чем же проблема? Пароход быстроходен и в хорошем состоянии, судя по тому, что я видел.
Капитан хмыкнул.
— Проблема вот в чем. На нашем пароходе строго соблюдают каноны реформистской церкви, в том числе воскресный отдых. Каждый год кроме нынешнего с вечера субботы до вечера воскресенья мы ложимся в дрейф, поскольку Господь запретил работать. Но в этому году приходится идти под парами каждый день, если мы хотим вовремя добраться до места назначения. Потому что если прибудем в Джидду хоть на день позже, малайские дикари страшно на нас разозлятся.
— Но капитан, неужели вы не можете просто вернуть пассажирам плату и отвезти их в следующем году?
Он с недоумением уставился на меня.
— Что? Этим магометанам из кампонгов [79] посреди джунглей? Да они порвут нас на куски, причем каждого, вот что я вам скажу.
— Понятно. Но каким образом я... то есть мы имеем к этому отношение?
— Как я и сказал, нам нужно вести судно в день Божий, но не нарушая заповеди воскресенья.
— Могу я узнать, сколько человек обычно требуется, чтобы управлять пароходом?
— Тридцать четыре, но в Манадо мы уже потеряли одного офицера и четырех матросов.
— Что ж, капитан, нас всего девять, причем трудоспособны только восемь, а из этих восьми только я могу выполнять обязанности вахтенного офицера, так что вряд ли этого хватит, чтобы проработать все двадцать четыре часа без остановки. Только в кочегарке понадобятся минимум четверо, чтобы поддерживать необходимое давление пара, и ни один из нас не имеет достаточной квалификации, чтобы присматривать за машинным отделением.
— Это не такая уж большая проблема. Вы сможете отстоять на мостике две вахты, а унтер-офицер — одну между ними, что до машинного отделения, то мой второй механик — китаец-язычник, я нанял его в Малакке, он не из богоизбранного народа, так что ему всё равно.
— Но кочегарка...
— С этим можно справиться. У нас на пароходе сотня тонн топочного мазута, в прошлом году мы внесли усовершенствования, потому что в Индии мазут гораздо дешевле угля. По воскресеньям можем топить мазутом, а для этого понадобится всего два кочегара.
— Ясно. Так вы предлагаете мне и моим людям поработать по воскресеньям вместо вас?
— И не только. Вы также отработаете проезд палубными матросами в остальные шесть дней недели.
— И могу я поинтересоваться, что мы получим взамен?
Он чуть не взорвался еще раз, а когда заговорил, в голосе чувствовалось напряжение.