Мы с Загой отправились в путь следующим утром до рассвета, на этот раз пешком. Мы несли кожаный ранец, полный копченой баранины и хлеба про запас, бутыль с водой, и у каждого за пояс были заткнуты револьвер и ятаган. В этих краях не было зеркал, но я, наверное, выглядел гротескно, когда мы покинули усадьбу Даниловичей и отправились в путешествие. На мне были остатки костюма-тройки и фетровая шляпа, которую Ступанич дал в тот день, когда спас меня голого на берегу Дуная.
Но теперь я нацепил красный кушак для оружия, и, поскольку мои дешевые ботинки давно развалились, пару черногорских матерчатых сапог. Они получались путем наматывания на ноги и ступни полосок ткани, и я стал похож на старика в Мариенбаде с подагрой в обеих ногах. Поверх этих доморощенных онучей кожаными ремешками были подвязаны туфли из бычьей кожи. Смотрелось в целом не особенно изящно, но господарица заверила, что эта обувь отлично подходит для скалолазания.
Это, безусловно, понадобится в ближайшие дни, что выяснилось после первых нескольких километров нашего путешествия. Наш путь лежал по дну глубокого лесистого каньона реки Тара. Нам предстояло идти вверх по течению, на юго-восток, около тридцати километров, а затем через горы в долину Морача и далее на юг к Цетине. В начале похода по настоянию господарицы мы пересекли стремительный пенящийся поток, чтобы сбить со следа любых преследователей.
События предыдущего дня аукнутся, сказала она, и люди Драганича определенно будут за нами охотиться. Это началось с первого дня. Мне стало тяжело идти и перелезать через валуны вдоль нижней части каньона. Нога болела, и когда мы в середине дня остановились отдохнуть и появился шанс снять с нее обмотки, я обнаружил болезненную шишку, образовавшуюся на икроножной мышце. Похоже, барон фон Айзельберг был прав насчет костного осколка. «Потребуется около полутора лет, чтобы осколок вышел на поверхность», — сказал он. А после той аварии как раз прошло полтора года.
Мы ночевали в ту ночь в лесу высоко в горах, а на следующее утро с первыми лучами солнца снова отправились в путь. Мы тащились по еле различимой тропинке, изображающей дорогу, я хромал из-за ноги. Но, по крайней мере, в компании господарицы Заги я мог отвлечься, потому что несмотря на её достойное сожаления хобби, она была, несомненно, живой и разговорчивый девушкой. Вскоре я обнаружил в ней нечто большее, чем показалось поначалу. Конечно, убийственная колкость Драганича по поводу ее внешности была недалека от истины. При худощавом телосложении и среднем росте у нее были песочного цвета вьющиеся волосы, выступающие зубы и любопытные, широко и высоко посаженные глаза, что придавало ей сходство с овцой. И эта невзрачность становилась все более очевидной, потому что черногорцы были вообще удивительно привлекательными людьми: по языку и темпераменту сербы, но внешне совершенно не похожи на славян, высокие и стройные, с прямыми черными волосами и лицом цвета слоновой кости, с изумительными носами с горбинкой, как орлиные клювы.
Женщины, помнится, были особенно великолепными созданиями, наделенными благородной и изящной осанкой. По сравнению с ними все королевы и императрицы мира казались похожими на прачек. В прибрежных городах они одевались с ног до головы в черное, так что улицы Каттаро в рыночный день становились как будто местом королевских похорон. Но нужно сказать, что если они внешне напоминали королев, то и, подобно им, отличались недостатком ума.
В 1910 году я служил в заливе Каттаро и со всем свойственным юности пылом влюбился в некую Ядранку Менотти, жену виноторговца из Кастельнуово. Я наседал на нее со своими ухаживаниями, и в конце концов однажды, когда ее муж был в отъезде, мы оказались в постели. Я хорошо помню, как она наконец-то призналась мне в своей благосклонности с безразличным лицом герцогини на вечеринке в саду, протягивающей два пальца в перчатке. А когда я находился уже почти на вершине блаженства, она вдруг ни с того ни с сего спросила: «Как вы считаете, капитан, хороший урожай черемши выдастся в этом году?» Я был тогда молодым и глупым, и мне еще предстояло понять, что не в каждом сфинксе есть загадка и не каждый слой льда скрывает тайные глубины.
Но черногорцы мужского пола были не многим лучше, как я выяснил: храбрые, как тигры, без сомнения, по-своему благородные, но ленивые, тщеславные, жестокие и в общем пустоголовые. Через несколько месяцев после этих событий (как мне позже рассказали) черногорская дивизия боролась бок о бок с сербами при Цере [56] и в несколько минут ее полностью разбила наша артиллерия, потому что солдаты отказались окапываться, считая ниже своего воинского достоинства красться в земляных окопах.
56
Битва при Цере — одно из первых сражений Первой мировой войны, стало первой победой союзников над Австро-Венгрией. В результате победы сербы стали рассматриваться как решающая сила в войне на Балканах.