| Possibly the obvious indignation of the maids at the suggestion that so fine a man should be left to sleep on the floor may have weighed with him too. | Может быть, его смягчило и явное недовольство служанок, возмущенных тем, что такой красавчик будет спать на полу. |
| He called to the sentry at the door and told him to bring a mattress from the stables where the escort were billeted. | Он позвал часового и велел принести с конюшни матрац. |
| It was only a palliasse of straw when it came, but it was something infinitely more comfortable than bare and draughty boards, all the same. | Это оказался всего-навсего соломенный тюфяк, однако несравненно более удобный, чем голые доски. |
| Brown looked his gratitude to Hornblower as the mattress was spread out in the corner of the room. | Браун взглянул на Хорнблауэра с благодарностью. |
| "Time to turn in," said Hornblower, ignoring it, as the door was locked behind the sergeant. | - Время отбоя, - сказал Хорнблауэр, оставляя без внимания этот взгляд. |
| "Let's make you comfortable, first, Bush." | - Сперва, Буш, устроим поудобнее вас. |
| It was some obscure self-conscious motive which made Hornblower select from his valise the embroidered nightshirt over which Maria's busy fingers had laboured lovingly - the nightshirt which he had brought with him from England for use should it happen that he should dine and sleep at a Governor's or on board the flagship. | Из какой-то непонятной гордости Хорнблауэр отыскал в саквояже вышитую ночную рубашку, над которой любовно потрудились заботливые Мариины пальцы. Он взял ее из Англии на случай, если придется ночевать у губернатора или у адмирала. |
| All the years he had been a captain he had never shared a room with anyone save Maria, and it was a novel experience for him to prepare for bed in sight of Bush and Brown, and he was ridiculously self-conscious about it, regardless of the fact that Bush, white and exhausted, was already lying back on his pillow with drooping eyelids, while Brown modestly stripped off his trousers with downcast eyes, wrapped himself in the cloak which Hornblower insisted on his using, and curled himself up on his palliasse without a glance at his superior. | За всю бытность свою капитаном он ни с кем кроме Марии, комнаты не делил, и теперь стыдился готовиться ко сну на глазах у Брауна и Буша, он до смешного стеснялся их, хотя Буш уже откинулся на подушку и закрыл глаза, а Браун, скромно потупившись, скинул штаны, завернулся в плащ, который Хорнблауэр всучил ему чуть не насильно, и свернулся на тюфяке, ни разу на капитана не взглянув. |
| Hornblower got into bed. | Хорнблауэр залез в постель. |
| "Ready?" he asked, and blew out the candle; the fire had died down to embers which gave only the faintest red glow in the room. | - Все? - спросил он и задул свечу; дрова в камине прогорели, красные уголья слабо озаряли комнату. |
| It was the beginning of one of those wakeful nights which Hornblower had grown by now able to recognize in advance. | Начиналась бессонная ночь, чье приближение Хорнблауэр научился угадывать заранее. |
| The moment he blew out the candle and settled his head on the pillow he knew he would not be able to sleep until just before dawn. | Задув свечу и опустив голову на подушку, он уже знал, что не заснет почти до зари. |
| In his ship he would have gone up on deck or walked his stern gallery; here he could only lie grimly immobile. | Будь это на корабле, он вышел бы на палубу или на кормовую галерею, здесь ему оставалось только лежать неподвижно. |
| Sometimes a subdued crackling told how Brown was turning over on his straw mattress; once or twice Bush moaned a little in his feverish sleep. | Иногда по шороху соломы он догадывался, что Браун повернулся на своем тюфяке, раз или два простонал в нездоровом забытьи Буш. |
| To-day was Wednesday. | Сегодня среда. |
| Only sixteen days ago and Hornblower had been captain of a seventy-four, and absolute master of the happiness of five hundred seamen. | Шестнадцать дней назад Хорнблауэр командовал семидесятичетырехпушечным кораблем и неограниченно распоряжался судьбами пяти сотен моряков. |
| His least word directed the operations of a gigantic engine of war; the blows it had dealt had caused an imperial throne to totter. | Малейшее его слово приводило в движение исполинскую боевую машину, от ударов, которые он наносил, содрогались троны. |
| He thought regretfully of night-time aboard his ship, the creaking of the timbers and the singing of the rigging, the impassive quartermaster at the wheel in the faint light of the binnacle and the officer of the watch pacing the quarterdeck. | Он с тоской вспоминал ночь на корабле, скрип древесины и пение такелажа, бесстрастного рулевого в свете нактоуза, мерную походку вахтенного офицера на шканцах... |
| Now he was a nobody; where once he had minutely regulated five hundred men's lives he was reduced to chaffering for a single mattress for the only seaman left to him; police sergeants could insult him with impunity; he had to come and to go at the bidding of someone he despised. | Теперь он никто. Человек, которые расписывал по минутам жизнь пяти сотен подчиненных, выпрашивает один-единственный матрац для единственного своего старшины. Жандармский сержант безнаказанно его оскорбляет, он должен покоряться презренному временщику. |