Выбрать главу
The horses were being harnessed up, and a group of gendarmes were saddling their mounts on the farther side. Лошадей уже запрягли, чуть дальше седлали своих скакунов жандармы. Chance dictated that Colonel Caillard should be crossing the courtyard, too, in his blue and red uniform and his gleaming high boots, the star of the Legion of Honour dancing on his breast. Полковник Кайяр в синем с красном мундире, начищенных сапогах и с подпрыгивающим при ходьбе орденом Почетного Легиона как раз пересекал двор. "Sir," said Hornblower. - Сударь, - обратился к нему Хорнблауэр. "What is it now?" demanded Caillard. - Что такое? "Lieutenant Bush must not be moved. - Лейтенанта Буша везти нельзя. He is very badly wounded and a crisis approaches." Рана тяжелая, и приближается кризис. The broken French came tumbling disjointedly from Hornblower's lips. Ломанные французские слова несвязно слетали с языка. "I can do nothing in contravention of my orders," said Caillard. -Я не нарушу приказ, - сказал Кайяр. His eyes were cold and his mouth hard. Глаза его были холодны, рот сжат. "You were not ordered to kill him," protested Hornblower. - Вам не приказано его убивать. "I was ordered to bring you and him to Paris with the utmost dispatch. - Мне приказано доставить его в Париж как можно быстрее. We shall start in five minutes." Мы тронемся через пять минут. "But, sir - Cannot you wait even to-day?" - Но, сударь... Неужели нельзя подождать хотя бы день... "Even as a pirate you must be aware of the impossibility of disobeying orders," said Caillard. - Даже пираты должны знать, что приказы выполняются неукоснительно.
"I protest against those orders in the name of humanity." - Я протестую против этих приказов во имя человечности... That was a melodramatic speech, but it was a melodramatic moment, and in his ignorance of French Hornblower could not pick and choose his words. Фраза получилась мелодраматическая, но мелодраматической была и сама минута, к тому же из-за плохого знания французского Хорнблауэру не приходилось выбирать слова. A sympathetic murmur in his ear attracted his notice, and, looking round, he saw the two aproned maids and a fat woman and the innkeeper all listening to the conversation with obvious disapproval of Caillard's point of view. Ушей его достиг сочувственный шепот, и, обернувшись, он увидел двух служанок в фартуках и хозяина - они слышали разговор и явно не одобряли Кайяра.
They shut themselves away behind the kitchen door as Caillard turned a terrible eye upon them, but they had granted Hornblower a first momentary insight into the personal unpopularity which Imperial harshness was causing to develop in France. Они поспешили укрыться на кухне, стоило тому бросить на них яростный взгляд, но Хорнблауэру на минуту приоткрылось, как смотрит простонародье на имперскую жестокость.
"Sergeant," said Caillard abruptly. "Put the prisoners into the coach." - Сержант, - распорядился Кайяр, - поместите пленных в карету.
There was no hope of resistance. Противиться было бессмысленно.
The gendarmes carried Bush's stretcher into the courtyard and perched it up on the seats, with Brown and Hornblower running round it to protect it from unnecessary jerks. Жандармы вынесли носилки с Бушем и поставили их в карету. Хорнблауэр и Браун бегали вокруг, следя, чтоб не трясли без надобности.
The surgeon was scribbling notes hurriedly at the foot of the sheaf of notes regarding Bush's case which Hornblower had brought from Rosas. Лекарь торопливо дописывал что-то на листке, который вручил Хорнблауэру его росасский коллега.
One of the maids came clattering across the courtyard with a steaming tray which she passed in to Hornblower through the open window. Служанка, стуча башмаками, выскочила во двор с дымящимся подносом, который передала Хорнблауэру в открытое окно.
There was a platter of bread and three bowls of a black liquid which Hornblower was later to come to recognize as coffee - what blockaded France had come to call coffee. На подносе был хлеб и три чашки с черной бурдой - позже Хорнблауэр узнал, что такой в блокадной Франции кофе.
It was no pleasanter than the infusion of burnt crusts which Hornblower had sometimes drunk on shipboard during a long cruise without the opportunity of renewing cabin stores, but it was warm and stimulating at that time in the morning. Вкусом она напоминала отвар из сухарей, который Хорнблауэру случалось пить на борту в долгих плаваньях без захода в порт, однако была горячая и бодрила.
"We have no sugar, sir," said the maid apologetically. - Сахара у нас нет, - сказала служанка виновато.
"It doesn't matter," answered Hornblower, sipping thirstily. - Неважно, - отвечал Хорнблауэр, жадно прихлебывая.
"It is a pity the poor wounded officer has to travel," she went on. - Какая жалость, что бедненького раненого офицера увозят, - продолжила девушка.
"These wars are terrible." - Эти войны вообще такие ужасные.
She had a snub nose and a wide mouth and big black eyes - no one could call her attractive, but the sympathy in her voice was grateful to a man who was a prisoner.
полную версию книги