| In fact he could almost view it with relief, as putting an end to his worries about his wife Maria whom he had left pregnant, and to his jealous torments of longing for Lady Barbara who had married his admiral; in the eyes of England he would be regarded as a martyr whose widow deserved a pension. | Не надо думать о Марии, которая скоро родит, мучиться ревностью и томиться по леди Барбаре, жене адмирала Лейтона. |
| It would be an honourable end, then, which a man ought to welcome - especially a man like Hornblower whose persistent and unfounded disbelief in his own capacity left him continually frightened of professional disgrace and ruin. | Это будет достойный мужчины конец, а для такого человека, как Хорнблауэр - мнительного, вечно мучимого страхом провала или бесчестья -даже желанный. |
| And it would be an end of captivity, too. | Это будет окончанием плена. |
| Hornblower had been a prisoner once before, for two heartbreaking years in Ferrol, but with the passing of time he had forgotten the misery of it until his new experience. | Хорнблауэр два года протомился в Ферроле, но время притупило горькие воспоминания, и лишь сейчас они нахлынули с новой силой. |
| In those days, too, he had never known the freedom of his own quarterdeck, and had never tasted the unbounded liberty - the widest freedom on earth - of being a captain of a ship. | А ведь тогда он не знал, что такое свобода и каково оно - ходить по палубе капитаном, самым свободным из смертных. |
| It was torture now to be a prisoner, even with the liberty to look upon the sky and the sea. | Быть пленником - пытка, даже если можешь смотреть на небо и солнце. |
| A caged lion must fret behind his bars in the same way as Hornblower fretted against his confinement. | Наверно, так чувствует себя запертый в клетке лев. |
| He felt suddenly sick and ill through restraint. | Хорнблауэр физически ощущал, как давит на него заточение. |
| He clenched his fists and only by an effort prevented himself from raising them above his head in a gesture of despair. | Он сжал кулаки и с трудом сдержался, чтоб не воздеть их к небу в жесте отчаяния. |
| Then he took hold of himself again, with an inward sneer at his childish weakness. | И тут же овладел собой, внутренне презирая себя за детскую слабость. |
| To distract himself he looked out again to the blue sea which he loved, the row of black cormorants silhouetted against the grey cliff, the gulls wheeling against the blue sky. | Чтобы отвлечься, он стал глядеть на такое любимое синее небо, на черных бакланов над обрывами, на кружащих в синеве чаек. |
| Five miles out he could see the topsails of His Majesty's frigate Cassandra keeping sleepless watch over the four French ships huddled for shelter under the guns of Rosas, and beyond them he could see the royals of the Pluto and the Caligula - Admiral Leighton, the unworthy husband of his beloved Lady Barbara, was flying his flag in the Pluto, but he refused to let that thought worry him - where they awaited an accession of strength from the Mediterranean fleet before coming in to destroy the ships which had captured him. | Милях в пяти от Росаса белели марсели - фрегат Его Британского Величества "Кассандра" неусыпно следил за четырьмя линейными кораблями в заливе, а еще дальше Хорнблауэр различал бом-брамсели "Плутона" и "Калигулы" - адмирал Лейтон, недостойный муж обожаемой леди Барбары, по-прежнему командует эскадрой, но сейчас лучше из-за этого не огорчаться. Эскадра ждет, пока средиземноморский флот пришлет подкрепление, чтоб уничтожить его победителей. |
| He could rely upon the British to avenge his defeat. | Британия отомстит за "Сатерленд". |
| Martin, the vice-admiral with the Toulon blockading squadron, would see to it that Leighton did not make a hash of this attack, powerful as might be the guns of Rosas. | Как ни мощны пушки Росаса, Мартин, вице-адмирал, возглавляющий блокаду Тулона, проследит, чтоб Лейтон не сел в лужу. |
| He looked along the ramparts at the massive twenty-four-pounders mounted there. | Хорнблауэр перенес взор на крепостной вал с громадами двадцатичетырехфунтовок. |
| The bastions at the angles carried forty-two-pounders - colossal pieces. | На угловых бастионах стоят и вовсе исполины -сорокадвухфунтовые пушки. |
| He leaned over the parapet and looked down; it was a sheer drop from there of twenty-five feet to the bottom of the ditch, and along the bottom of the ditch itself ran a line of stout palisades, which no besieging army could damage until he had sapped right up to the lip of the ditch. | Он перегнулся через парапет и поглядел вниз; уступ высотой в двадцать пять футов, затем ров, а по дну рва вьется крепкий частокол, который не прорвать иначе, как подойдя вплотную. |
| No hurried, extemporized attack could carry the citadel of Rosas. | С налету Росас не взять. |
| A score of sentries paced the ramparts, even as did he; in the opposite face he could see the massive gates with the portcullis down, where a hundred men of the grand guard were always ready to beat back any surprise attack which might elude the vigilance of the twenty sentinels. | Десятка два часовых, подобно самому Хорнблауэру, расхаживали по стене, напротив высились массивные ворота с крытой галереей, на которой укрывались еще человек сто, готовые отразить атаку, если ее не заметят первые двадцать. |