— Пощади, царь Сфендослав! — взвыл бродячий монах. — Жи-и-ить хочу! Никто слова от меня не услышит! Клянусь именем Христа-Спасителя! Пощади-и-и!
— Жи-ить?! — зловеще спросил Святослав. — Ты пришел жизни многих тысяч людей воровать, и наши заодно, а о своей никчемной жизни печешься. Слишком много проведал ты тайного. Слишком! — Князь сверкнул голубым огнем взора на вбежавших дружинников. — Сведите-ка его, друзи, на потраву зверю лесному! Пускай волкам поведает тайны наши!.. — И пошутил мрачно: — Волк хоть и лют зверь, да наш, русский. И инородному бирюку[10] ни в жисть ничего не скажет. Исполните волю мою без промедления!
Богатыри грубо схватили обмершего от ужаса монаха. Святич могучим пинком помог соглядатаю вылет дверь. И вдруг снова прорвался вопль, но уже издалека.
— О-о-а-а! Великий император россов! — звенело, удаляясь. — О-о-о! Царь Севера! Поща-а-а-а…
ГОНЦЫ В ДИКОМ ПОЛЕ
ороз обжигал. Казалось, затуманенный искристый воздух можно было взять горстью— настолько он был густ. Даже сквозь овчинный полушубок кольчуга холодила спину и грудь: не спасал от озноба и толстый войлочный плащ. Летко поежился. Огляделся. Рядом с его иноходцем вразномет скакали кони. Все они от инея на боках казались одинаково мышастого цвета. В седлах, кто подавшись вперед, кто откинувшись, сидели два десятка вооруженных всадников. Рядом с Леткой, сгорбившись, ехал Харук-хан.
Русс заглянул в лицо старого хазарина: оно было замкнутым и угрюмым, козлиная борода заиндевела, баранья шапка глубоко надвинута на глаза, просторный ватный архалук[11] топорщился на спине хана. Статный, высокий жеребец под ним скакал вразмах, но Харук сидел на нем как влитой.
«Не больно ты рад, старый ворон, что домой едешь», — подумал Летко Волчий Хвост и усмехнулся, вспомнив, как умолял степной властитель Святослава дать ему, Харуку, хотя бы две сотни воинов для охраны. Но великий князь Киевский не дал, сказал в ответ:
— Копи свою силу, князь Харук. Тронуть тебя никто не осмелится, ибо нет войны промеж Русью и Козарией. А посол мой к Итиль-хану, — Святослав показал на Летку, — не только за слово мое в ответе, но и за жизнь твою…
— Посла они не тронут, — согласился Харук-хан. — Но я эльтебер хазарский, земли которого захватил Алмаз-хан. Допустит ли он меня в мой дом? Скорее голову срубит…
— Нет! — рассмеялся Святослав. — Алмаз-хан в дружбе со мной. Слово мое ему будет сказано. А ежели и ты тоже добрым соседом Руси станешь, Алмаз-хан не тронет тебя и землю твою с табунами и городищами вернет, как мной то наказано. А я ему другой земли не пожалею…
— Аллах предрекает судьбу, — прошептал Харук- хан. — Я жив и опять на свободе. Богатство мое уменьшилось, но время накопит его. Я долго живу. Многие, кто родился в один год со мной, давно умерли. Погиб каган- беки Урак, давний мой соперник… Да-а, аллах все видит. Что-то ждет меня теперь на земле моего рода?..
Утром отряд выехал из города Переяслава. Харук-хан вспомнил, как штурмовал стены этой крепости два года назад. Вспомнил, как горел Переяслав, изо дня в день осыпаемый огненосными стрелами хазар. Но город выдержал тогда почти месячный натиск. А к сегодняшнему дню руссы отстроили заново свою твердыню.
«Дерево быстро горит, — думал Харук, — но и город из него легче и быстрее построить. Намного быстрее, чем из камня!»
Накануне вечером гонцов и хана хазарского принимал в своем тереме воевода Переяслава Слуд, седой и суровый воин. Когда круговая чаша — братина в третий раз обошла богатырей, Слуд стал вспоминать дела двухлетней давности. Обычно неулыбчивый военачальник смеялся, как бы нарочно зля высокородного хазарина, разбитого здесь, под стенами крепости, наголову вместе со всей его разбойной ордой.
— Помнишь, князь Харук, как мы все войско козарское в ловушку заманили неподалеку от Чернигов-града и разнесли его в пух и прах? Ты тогда в полон угодил, а хакан-бек Урак бежал едва с сотней воев своих и беков.
Властитель степной насупился и проскрипел:
— Каган-беки Урак проявил тогда неосторожность. Аллах покарал его за это. В эту ловушку мог попасть только дурак…
— Дак ведь и ты тоже в нее попался, — простодушно заметил рыжий богатырь, сидевший по левую руку от воеводы.
— Я исполнял волю непобедимого, — пробормотал Харук. — Если бы каган-беки Урак послушался меня и повернул ал-арсиев на твое войско, коназ Селюд, то хазары не испытали бы позора поражения.