— Матушке своей отвезешь дар мой малый, — сказал князь царевичу.
При виде «малого дара» глаза патрикия возгорелись алчно, рот распахнулся, а грудь не смогла сразу выдохнуть: много драгоценностей видел на своем веку Михаил, но такого!..
Василий надел диво-перстень на палец левой руки.
— Чуть великоват, — ответил отрок. — Но матери моей как раз будет. Спасибо, царь Севера. Ты мне понравился. Теперь я мечом заткну горло всякому, кто осмелится хулить тебя в моем присутствии.
Вскоре в гридницу пришли воеводы Асмуд и Свенельд. Больше здесь никого не было. Василий умолк и насторожился: начинались речи государственные и ему говорить при этом было строго запрещено…
Великий князь Киевский расспросил грека о трудностях в дальнем пути из Царьграда, снисходительно согласился принять императорский дар.
Но на требование Никифора Фоки, в случае победы руссов над хазарами, отдать Византии крепость у Сурожского моря ответил резко:
— Любая война крови стоит! Не мы Итиль-хана на битву позвали. Он отверг мир с Русью. Сеча будет без пощады! — Глаза князя метнули молнии, и царевич Василий сразу понял, почему царя варваров так боятся греки.
Мальчик испуганно глядел на Святослава. Тот нечаянно поймал взгляд царского отпрыска, смягчился лицом и закончил тихо, но не менее твердо:
— Так как же мне отдать добытое мечом и кровью? Просто за так? За лестное слово царя твоего, а, Михаил? Чего молчишь?
Патрикий не ответил, отвернулся. Василий признал доводы русса справедливыми, но говорить ему здесь было не положено, и он молчал.
— Передай Никифору, пускай не грозится. — Святослав постучал по столу сжатыми пальцами. — Ежели пойдет на нас войной — встретим достойно! И проводить сумеем! Тогда уж пускай не прогневается: земли ромейские в Таврии за себя возьму и от Херсонеса камня на камне не оставлю!
— Ты не встречался в бою с нашими воинами, царь Сфендослав! — гордо отозвался патрикий. — Еще не родился такой враг, которого бы они не сломили! Помни об этом, властелин Скифии!
— И козары тем же похваляются, — заметил Святослав. — Однако вот уж который год колотим их и в хвост и в гриву!.. Угроз не страшусь. Сам напугать способен! Передай Никифору: за две тысячи верст скрозь горы и моря перст его грозящий разглядеть не могу!
— Базилевс Никифор Фока быстро ходит! — воскликнул патрикий.
— Неужто?! — удивился князь. — А по мне, завяз твой базилевс в болоте арабском. Вылезти бы ему с Кипр-острова того с честию. А туда ж, грозит! — недоуменно-весело оглянулся он на Свенельда.
Тот мрачно скривил жесткие губы.
— Решим так! — Святослав твердо глянул в лицо грека. — Пошто делить несобранный хлеб! Сыграем пляску смертную с козарами, а там и промыслим, как быть. Что еще?
— Император просит у тебя, царь Сфендослав, три тысячи панцирных воинов в помощь. Пошли корабли свои к острову Кипру. Базилевс заплатит золотом!
— Ха-ха-ха-ха! — откинулся на спинку резного кресла Святослав. — Ну и ну! Удивил! Вот греки, а? То грозятся, то подмоги просят!
— Что скажешь, царь Сфендослав? — не смутился Михаил. — Ты обещал оказать помощь, как только базилевс попросит ее. Может быть, ты забыл?
— Я все помню! — перестал смеяться князь. — Но я вам ратников даю, а вы их — в кандалы! Как Еруслана — так?
— Он же сбежал!
— Но не по твоей воле и не по царской!.. Воев сейчас не дам! Мне они самому надобны. Обходитесь покамест своими — несокрушимыми. А то мои все от сохи да от лаптей, куда им с вашими равняться! — Князь зло прищурился. — И с платой частенько обманываете: прошлым летом за павших ратников русских злата родичам их не прислали. Да и живым задолжали. Аль вы, хитрые греки, решили, что на Руси одни недоумки живут?
Посол хотел возразить, но гневный взор великого князя Киевского остановил его.
— Все! Разговаривать более не о чем. Погостите в Киев-граде. Я еще позову вас.
— Но я хочу завтра же плыть назад. Базилевс приказал мне не задерживаться.
— Здесь я приказываю! — жестко отрубил Святослав.
РАЙ В ГОЛУБОМ КРАЮ
елым кружевом виноградного цвета встретил хазар Семендер[77]. В переплетении голубых и белых ручьев и рек весенним изумрудом благоухали волглые травы. Желтые, красные, фиолетовые и синие очи цветов заглядывали в сердца людей. Пела весна гудом привольным, и душа распахивалась наружу, как чапан[78] на крепкой груди табунщика.
Стелилась прохлада с дальних гор, и подпирали ее легкими крыльями вольные орлы-беркуты. Здесь солнце умывалось по утрам холодными росами. И никакой драгоценный камень не мог превозмочь красоту звонкой дождевой капли, застывшей на остром кончике пушистого зеленого листа.
А ночи с говорящей водой родников! Где еще встретишь такое? Здесь, в звенящем счастливом краю, рождаются могучие и стремительные кони. На этой благодатной земле взрастают лихие наездники, чтобы в свистящем беге скакуна услышать песнь жизни, чтобы ветер животворящий пить в угоду богатырскому сердцу! В этом краю не поют грустных песен. Кто ж в радости заунывные песни поет? Мелодии этих мест созвучны скоку быстроногого карабаира веселой потехе богатырской, первому признанию в любви!
Здесь гурии[79] живут, и нет нигде на земле стройнее их и краше. Глаза божественных дев подобны таинственному покрову ночи, и звезды в них так же пылают, как в небе близком и безлунном, и так же страстно шепчут о любви.
И дети рождаются в этом краю для великой радости, и появление их подобно восходу чистой луны над снежными вершинами далеких и загадочных гор.
Нет смерти на веселой земле, ибо тут царствует радость жизни — вечно прекрасной и юной, как свет солнца в голубом просторе… Дым.
— Дым?
— Дым!
— Тревога?!
— Нет! Хо-о-ох-х! Слава аллаху!
Это зажглись костры кочевые. А дым их — не смрадный дым войны: он легкий, он запахом черемши напоен. Это дым чистых помыслов, это дым счастья от огня жизни!
— Восславим великое солнце! — ликуют хазары.
— Нас охраняет божественной силой своей великий царь Шад-Хазар, — благоговейно показывают они на огромный шатер со сверкающим диском на вершине: золотой диск — символ солнца, вечного и животворящего.
И поэтому здесь никого не восполошило страхом слово «война!». Здесь город Семендер. Здесь войны быть не может. Здесь царствует жизнь!
Зачем война табунщику? — Чтоб сына потерять!
Зачем война виноделу? — Чтоб жену потерять!
Зачем война пахарю? — Чтоб жизнь потерять!
Только для хана война — богатство и слава!
«Ярко блестит золото, омытое чужой кровью», — думает властитель, а вслух кричит:
— Хазары! Пронесем имя великого Тенгри-хана (Адоная, Мухаммеда, Христа-Спасителя) по всей вселенной!
А если этот приказ перевести на доступный пониманию язык, то он так прозвучит:
— Скоты безмозглые, спешите содрать кожу с соседей, чтоб поскорее ее мне принести! Идите дальше и сдирайте кожу с других, потому что с вас уже содрать нечего!
77
Семендер — хазарский город на Северном Кавказе; до 723 года столица Хазарского каганата.
79
Гурии