Выбрать главу

— Ныне уповаем на закон гостеприимства да на Перуна-заступника, — так же тихо ответил сотский. — Конечно, так мы им не дадимся. Да и посла они остерегутся тронуть. Но…

— И князя ихнего нету с нами. Оно бы покойнее, ежели…

За полами шатра громыхнули железно мечи по щитам. Богатыри разом обернулись на шум: снаружи один за другим ступали воины. Они цепочкой прошли вдоль войлочной стены, встали во всеоружии, грозные и невозмутимые. Было их десятка два: все рослые, сильные. За спинами хазарских богатуров висели тяжелые луки, в руках — короткие копья остриями вверх; круглые железные щиты закинуты за плечи. Лица воинов бородаты, свирепы, надменны.

Гости, казалось, никак не отреагировали на появление подозрительного караула. Они также невозмутимо тянули к огню руки и переглядывались с усмешкой. Но это только казалось: призыв — и они ринутся в битву, защищая честь русского воина, и жизнь каждого из них дорого обойдется врагу. В этом никто не сомневался: ни руссы, ни хазары.

«Похваляется хан Харук силой своей», — насмешливо глянул на хазарских воинов Летко.

Стояла тишина. Только слышно было, как потрескивал хворост в очаге да позванивал нож в волосатой руке кашевара.

— Мир и благополучие послу грозного кагана Святосляба и богатурам его, — раздался хрипловатый голос от порога. Там, величественный, в халате из царьградской парчи, стоял Харук-хан.

Гости встали, поклонились все разом.

Харук прошел к огню, ступил на возвышение. Слуги кинулись к нему. Хан остановил их движением руки и, кряхтя, опустился на ковровые подушки.

— Отведайте от моего дастархана, храбрые урус-богатуры, — проскрипел степной властитель, приглашая гостей садиться…

Спать руссов оставили тут же. Харук-хан со своим караулом ушел. Мина сменил и накормил дозорных.

— Козары ведут себя смирно, — доложил он Летке. — Коням корму вдосталь дали…

В ночи раздался вдруг душераздирающий вопль.

— Что сие?! — встрепенулся Летко.

— А-а, — отмахнулся Мина. — Тать[20] норовил мешок уволочь, а мож, то ихнему хану привиделось. Только татя того на кол сажают.

— Велес[21] ему судия, — зевнул Летко равнодушно. — Спи! Завтра с рассветом в путь.

Вопль смолк. Слышно было, как перекликались дозорные в крепости да выли волки в степи: выли нудно и тоскливо, будто бы отпевали покойника.

— Степь, — прошептал, засыпая, Мина. — Тоска. И как они тут живут?..

Харук не спал. Ломило суставы, ибо путь, проделанный днем, был труден и долог. А он за два года вынужденного сидения в Киеве отвык от столь длительных конных переходов. Да и прожитые годы давали о себе знать.

В юрте эльтебера шелестел огонь — загадочный дух древнего бога хазар Тенгри-хана[22]. Хищное пламя приковывало взор, будоражило мысли.

«Что делать? Кому предложить меч свой? Кагану-беки Асмиду?! — От одного этого имени старого хана бросало в злобную дрожь. — Сопливый мальчишка, толстый обжора и трус возомнил себя настоящим каганом-беки Великой Хазарии! Заяц в логове льва! Т-фу!.. Нет! Пока этот дурак сидит на золотом троне, я буду с ненавистью смотреть в сторону Итиль-кела…»

У входа в юрту раздалось почтительное покашливание. Харук поморщился, бросил:

— Войди!

Вошел Умаш, стал на колени. В вытянутых руках он держал мешочек с горячим песком и вопросительно смотрел на вновь обретенного господина. Старик кивнул. Прислужник подполз, приложил грелку к пояснице хана. Тот зажмурился от удовольствия.

Мысли Харука снова вернулись к прежнему. Умаш отполз, но остался в юрте, почтительно приложив ладони к груди.

— Чего тебе? — спросил хан, удивленный тем, что слуга до сих пор не исчез за порогом.

— О-о великий…

— Короче!

— Я узнал черного уруса.

— Кто же он?

— Араз.

— Какой Араз?

— Табунщиком был у тебя. Потом к урусам перешел. Это когда мы Куяву[23] осаждали.

— Подожди… Я вспомнил. Пастух из рода великих царей Хазарии?

— Да, это он.

— Ну и что?

— Наверное, не зря Святосляб послал его в Итиль- кел?

Харук презрительно скривил губы:

— Ты думаешь, что Святосляб хочет посеять смуту в Хазарии? Но ведь Аразу не видать трона великого царя Солнца. Это отсевок древнего царского рода, к тому же огнепоклонник[24]. А на трон великого имеет право только наследник иудейской веры: так заведено с незапамятных времен. Да и Иосиф[25] еще не стар.

— Я не смею советовать могучему, — склонил голову Умаш. — Я только сказал, о чем знаю.

— Хорошо. Иди.

Умаш исчез за порогом. Мысли Харука пошли в новом направлении:

«А что? Святосляб хитер. Если он вздумает в этом году обрушить на Хазарию своих железных воинов, Асмид-каган может не устоять… Тогда великого царя Иосифа объявят причиной беды, святыней, потерявшей божественную силу, которая больше не способна защитить хазар от несчастий. Его сразу удавят!.. А тут Араз. Ну и что из того, язычник он или кто другой, — народ за него будет, ибо большинство хазар огнепоклонники. Как только этот пастух с помощью урусов покажет свою силу, все эльтеберы склонят перед ним головы. А Фаруз-Капад станет каганом-беки?! О-о-о! — удивился старый хан своей прозорливости. — Не так уж бессилен этот табунщик!»

— Схватить Араза и срубить голову? — подумал Харук-хан вслух. — Это я могу. Но тогда восторжествует мой враг Асмид. Нет! Нет! А потом Араза защитит Ашин Летко и его воины… И их всех убить? Но тогда надо будет сражаться со Святослябом…

От этой мысли на спине Харука выступил холодный пот. Он поспешно зазвенел кинжалом по железному щиту. Приказал вбежавшему дозорному:

— Позови Умаша!

Тот появился тотчас, словно за дверью стоял.

— Приготовь все для дороги. Завтра с сотней богатуров поедешь в Итиль-кел. В пути будешь охранять урусского посла, внимательно слушать, о чем будут говорить урус-богатуры, сам Ашин Летко и особенно этот табунщик… Как его?.. Да, Араз. Нужные мне слова пересылай с гонцами сразу.

— Слушаю и повинуюсь, мой эльтебер!

— В Итиль-келе найдешь купца Исаака…

— Иудея?!

— Да. Передашь ему этот кошель. — Хан бросил кожаный мешочек Умашу. — Здесь пятьсот динаров[26]. Отдашь ему также свиток, на котором я напишу нужные слова. Он знает, что с ним делать. В Итиль-келе тоже все слушай. Следи, что будет делать Ашин Летко и этот… Араз. С кем они будут встречаться, тоже замечай. Самые спешные вести шли с гонцами…

ПОТЕРПЕВШИЕ КРУШЕНИЕ

арус сорвало. Мачта рухнула. Сломалось рулевое весло. Их третий день несли на север зимний ветер и жгучие, морозные волны. Ладья разбилась о прибрежные камни утром четвертого дня, когда вокруг не было видно ни зги из-за тумана. По пояс в студеной воде кормчий, гребцы и воевода Асмуд окоченевшие выбрались на берег.

— Все ли тут? — спросил старый военачальник.

— Все, — ответил кормчий.

— Благодарю тебя, царь морской! — поклонился воевода волнам и бросил навстречу им горсть серебра. — Прими и не сердись за то, что нарушили завет твой и плыли к пределам своим в зимнюю пору.

Все руссы сделали то же самое и одарили царя морского, кто чем мог: монетой, серьгой из уха, пряжкой, перстней, куском размокшего хлеба.

Ветра не было, но потерпевшие кораблекрушение, мокрые с головы до ног, дрожали от холода. Многие тут же, на берегу, снимали с себя промокшие одежды, выжимали их насухо, выливали воду из сапог, переодевались.

— Глянь, воевода, вон у холма дом, кажись, стоит.

Так оно и было. От ветхого строения к ним спешили люди. На всякий случай руссы построились и взялись за рукояти мечей. Но, разглядев, что к ним приближаются всего четверо мужчин, воины расслабились. Ждали. В хозяевах здешнего места воевода сразу узнал греков и не ошибся. Шагах в десяти люди остановились. Трое остались стоять, а четвертый — мужик лет сорока — смело выступил вперед.

вернуться

20

Тать (древнерусск.) — разбойник, вор.

вернуться

21

Велес — бог, покровитель скотоводов, купцов и воров в мифологии древних руссов; то же, что и древнегреческий мифологический бог Гермес.

вернуться

22

Тенгри-хан — бог неба и небесного огня у язычников: хазар, торков и печенегов.

вернуться

23

Куява — так кочевники называли город Киев.

вернуться

24

Огнепоклонник — человек, поклоняющийся огню; язычник.

вернуться

25

Иосиф — великий каган (верховный правитель) Хазарии в середине X века.

вернуться

26

Динар — арабская золотая монета, имевшая широкое хождение в Хазарском каганате.