Почему он не отскочил?!
Не… смог?
Развить эту мысль не удалось — в это время из леса выскочил Хаширама и с громким: «Мадара, нет!» сложил несколько печатей мокутона. Учиха отпрыгнул раз, другой, всё дальше и дальше от брата, пока корни не окружили его полукругом. Сзади было только болото.
«Ну уж нет» — подумал Мадара и со всех сил рванул в воздух, перепрыгивая через отростки мокутона, образовавшие, один за другим, почти что стену. Вот только завязший младший Сенджу оказался прямо на его пути.
А Хаширама посчитал это угрозой.
Взвившийся отросток появился на пути в то же мгновение, Учиха не успел уйти от атаки и получил сильный удар по ребрам. Ветка мокутона откинула его прямо в трясину, едва-едва не утопив вместе с собой и младшего брата. Шиноби попытался затормозить и перегрупироваться, и это ему почти удалось.
Погружение в вонючую воду было мерзко-холодным. Тут же промокли полы одежды, бинты (он приземлился на левую руку и ноги, чакрой затормозив падение, насколько смог, и благодаря этому не ухнул в болото с головой). И тут же ощутил причину, по которой Сенджу вынужден был лишиться меча: часть тела, угодившая в трясину, тут же увязла будто в застывшей глине дотонщиков и совершенно не подчинялась волевым приказам. Мадара попытался прогнать по телу чакру, но и та, наткнувшись на водяную грань, не смогла пробраться дальше. А это означало одно — мало того, что даже если он выберется, то, скорее всего, останется калекой с одной лишь действующей рукой. Но если его затянет в болото выше уровня сердца, чакра перестанет циркулировать по телу. И он умрет.
— Аники, не приближайся! — тон обычно бесстрастно-холодного голоса брата Хаширамы был пропитан тревогой и даже какой-то паникой. Это вернуло Мадару в действительность, где отото пытался извернуться телом так, чтобы очутиться лицом к брату. Он с силой сжимал зубы, а вокруг глаз уже проступили еле заметные красноватые пятна — видимо, только присутствие кровных врагов удерживало его от позорного желания разрыдаться.
«Наверное, он уже всё понял про чакру и свои ноги», — сглатывая, подумал старший брат и схватил отото за правую ладонь — единственную, до которой мог достать. Тонкие пальчики были мертвецки-холодные и мокрые, будто лягушачья кожа.
— Катон применял? — тихо спросил Мадара. Младший быстро, едва заметно закивал.
— Как чакру сконцентрирую, так болото её тут же вытягивает, — едва слышно пожаловался тот и прерывисто вдохнул, пытаясь успокоиться, — я и удержаться на поверхности пытался, когда этот Сенджу меня сюда загнал. Ничего — как нога стояла, так и провалилась.
Мадара сильнее сжал его пальцы и обратил внимание на то, как младший Сенджу пытался объяснить старшему не наступать на воду. Тот, кажется, внял: вырастил мокутоном ветку, встал на неё и приблизился, как по мосту, к пленникам болота, расположившимся единой компанией почти впритык друг к другу. Схватил брата, увязнувшего уже почти по голень в мутной жиже, и потянул наверх.
Вот только, видимо, болото вытягивало чакру не только из непосредственно прикосновения: ветка под ногами Хаширамы почти тут же истончилась и скукожилась, дряхлея, и стала хрустеть под его весом. Тот сложил печати, пытаясь укрепить её, подпитать, но тут же сбледнул лицом и в итоге рухнул на ягодицы в двух шагах от компании.
Мадара фыркнул и, наткнувшись на уничижительный взгляд альбиноса-Сенджу, соизволил пояснить:
— Теперь хотя бы честно.
— Что происходит? — удивленно прошептал Хаширама, пытаясь пошевелиться — на лице его читалось волнение. Обе руки он по чистой случайности держал над головой, то ли всё ещё надеясь ухватиться за рушащуюся на глазах ветку, то ли планируя сложить печати.
— Это не болото. Это настолько мощная концентрация природной чакры, что она стала осязаемой и слилась с озером, превратив его в болото, — Мадара поднял взгляд на товарищей по несчастью. В глазах его горел шаринган с двумя томое. Тобирама, внимательно следящий за его действиями, тут же зажмурился и дернул голову вниз.
Изуна фыркнул.
— Успокойся, Сенджу, мне нет абсолютно никакого проку накладывать на тебя гендзюцу в болоте, отбирающем чакру, — хмыкнул Мадара и потер ладонью побледневшее лицо.
Воцарилось молчание.
— Надо же что-то делать! — не выдержал Хаширама.
— Можешь покричать, — буркнул его бывший друг, — вот только ты и сам знаешь, что мы достаточно сильно отошли от остальных. Тем более, за звуками боя и грозы нас в любом случае не услышат.
Будто в подтверждение раздался громкий и долгий раскат.
— Чакра нам не помощник, — потерев ладонью ухо, задумчиво пробормотал Тобирама, подхватывая рассуждения. Мадара удивленно покосился на него, насколько мог, закрываемый телом брата, но промолчал. — Если мы попытаемся использовать её, то лишь глубже увязнем, ровно как и если будем дергаться.
— Даже если мы не будем дергаться, — оборвал его Изуна, — всё равно утонем!
Он указал назад, на брата, чьё тело скрылось в трясине почти по рёбра, хотя со времени приземления в ловушку он не сделал ни единого движения.
— Всё в порядке, — проворчал тот в ответ на две пары взволнованных глаз — Хаширамы и отото — уставившихся на него. Младший Сенджу смотрел спокойно, даже довольно, и Мадара хорошо понимал его — сейчас погибал один из его главных врагов, ослаблялся вражеский клан. А сам Учиха старался не смотреть на бывшего друга, пребывающего не в лучшем положении. Умудрившись приземлиться так неудачно, он увяз сразу по живот. Изуна скрылся в жиже до середины бедра, Тобирама — по колени.
Отчаяние медленно настигало каждого, только усугубляемое грохотом небес.
Шиноби готовы к смерти с рождения. Они, все четверо — дети Глав кланов, но это не смогло бы уберечь от угрозы, как не обошла стороной их братьев и матерей. Вот только что ж за бесславная смерть? Отцы даже не узнают, как они сгинули: погибли ли от руки врагов? Заблудились в чаще? Умерли от голода? Отравились? Наткнулись на представителей других кланов?
Не будет даже тела для могилы, для памяти — они сгниют в этом жутком болоте без следа.
Над болотом снова повисло долгое молчание. Лишь Хаширама бессмысленно дергался и складывал печати ещё некоторое время под сопровождение усталых ворчаний его младшего брата.
Изуна всё всматривался через плечо в глаза старшего брата. Того, за кого, он знал, обязан был когда-нибудь умереть. Мадара должен был возглавить клан после отца и привести его к процветанию. Теперь же…
Брат снова нашёл его ладонь и с силой сжал. На лице его была слабая-слабая улыбка, почти незаметная для тех, кто не привык различать её, но глаза были теплыми.
— Нии-сан…
— Будь сильным, отото, — тихо сказал тот, чувствуя, что задыхается. Трясина заволокла его уже почти по плечи, — Опрокинь меня. Сможешь? Не хочу, чтоб ты смотрел.
Изуна кивнул.
Болото приняло его брата с жадным чавкающим звуком. Движение далось Учиха нелегко — он провалился ещё на пол ладони. Но шиноби молчал, не издавая ни звука.
Хаширама подозревал, что он плачет там, занавесившись волосами. Сам он не хотел думать о смерти своего единственного друга. Копил силы, но они тут же испарялись. Пытался воззвать к деревьям в округе, но те не слышали его. Чакра исчезала, точно просыпался рис из дырявого мешка, и Хаширама ничего не мог с этим сделать. Без помощи извне они умрут. Но тут их и не найдет никто.
Странно, но мысли о скорой смерти разочаровали его. Вместе с ним исчезнут все планы о прекращении войны, мысли о создании деревни. Исчезнет техника мокутона. Но… — Хаширама вдруг очнулся, — но он встретится со своими младшими… Мысли о братьях, Итаме и Кавараме, успокоили его. Хаширама приготовился к смерти и ждал её. Он схватил последнего родного брата за руку и улыбнулся.
Когда в трясине исчезло второе тело, Изуна и Тобирама остались вдвоём, погруженные по пояс. Вода ручейками стекала по лицу, и если бы Сенджу был менее подавлен, он бы, может, усмехнулся, глядя как вечно взъерошенные патлы врага потяжелели и упали, превратившись в непривычно прямые, почти как были у старшего брата.