Вероятно, стоило не привлекать к делу столько домовиков, а воспользоваться собственной магией. Но сигнальных нитей необходимо было создать много и охватить большую территорию, а значит — почти, если не полностью, опустошить свои силы. Неразумно.
Блуждающие где-то в лесу четыре потенциально опасные существа заставляли его нервничать. Конечно, оставалась надежда, что в Запретном лесу найдется что-то, не позволившее бы им больше выйти на солнечный свет, но она была так же мала, как вероятность того, что Лонгботтом не испортит своё зелье на следующем уроке.
Засыпал Северус тяжело, будто качаясь на волнах в шторм — давал о себе знать тот пузырёк, выпитый накануне. Ему мерещились неясные плывущие тени по углам, большие темные равнодушно-взрослые глазёнки и рыжие локоны.
Глаза он открыл и в ту же секунду подскочил, чувствуя, как что-то с силой тянет его за подол мантии, которую он забыл снять. В ногах стояла Тинки и с взволнованно-нетерпеливым взглядом тянула его на себя.
— Идемте, идемте же, господин профессор, сэр… Ну же… они у озера, Тинки видела. Быстрее же…
Она мертвой хваткой вцепилась ему в локоть и трансгрессировала.
Снейп появился на берегу озера ровно в тот миг, когда четыре фигуры, замершие на расстоянии полуметра от берега, медленно входили в воду. Ливень в тот же миг промочил зельевара насквозь, и Северус шепнул водоотталкивающие чары. Фигурки детей шли медленно, тяжело; вода будто загустела, выдавая пузырьки кислорода на поверхность с громкими лопающимся «бульк», словно трясина; неторопливо, с чавканьем детские тела погружались в неё. Снейп выхватил палочку и указал на того, что был ближе:
— Вингардиум Левиоса!
В тот миг Северус не думал, что ему просто может не хватить сил вытянуть ребенка из болота, в которое превратилось их чистейшее Черное Озеро. Но луч, достигнув поверхности трясины, тут же истаял и исчез, будто впитавшись в вонючую жидкость, только ускорив погружение. Снейп лишь успел поймать взгляд знакомых по-детски больших черных глаз, в которых ликование смешивалось с растерянностью. Северус узнал их обладателя.
И с тех пор больше никогда не видел.
***
Мадара, Изуна, Хаширама и Тобирама сидели друг подле друга около быстро текущей реки и молчали в некоторой неловкости.
Когда они, отплевываясь от воды и жадно вдыхая воздух, выбрались на берег болота (которое уже совершенно таким не казалось, ведь сквозь толщу воды были видны все до единого камешки на дне), то, придя в себя, некоторое время не расходились и молча сидели на берегу.
Детали последней ночи в мире волшебников совершенно отказывались вспоминаться, и все события, включая смазанное, полу-мистическое возвращение, казались нереальными. Почти забытый родной мир ощущался только тяжестью ответственности на плечах.
«Отдых закончился, начинаются привычные будни», — невесело подумал тогда Мадара, поглядывая то на поникшего Хашираму, то на не менее подавленного отото, который постоянно кидал взгляды на Тобираму. Лицо последнего и вовсе замерло неподвижной маской. Расходиться сейчас, — беспощадно разрывать то, что они вместе, общими усилиями, создали за эту неделю, — было очень сложно.
Сложно — но не невозможно. А потому Мадара, чувствующий, что именно он должен сделать первый шаг, поднялся на ноги, оглядел Сенджу и сказал:
— Вот мы и вернулись. Уверен, наши кланы нас уже похоронили и оплакали. Нам с братом пора уходить — ведь здесь, в Стране Огня, временное перемирие между нами заканчивается, и следующая встреча произойдет лишь на поле боя.
По мере того, как он говорил, глаза Хаширамы всё больше и больше тускнели. На него становилось физически больно смотреть: казалось, тёплый, ласковый огонёк безжалостно заливают водой, и он гаснет, даже не пытаясь сопротивляться.
Сам же Сенджу чувствовал опустошение, в один миг охватившее его, разрушившее до основания успевшую стать материальной за эти дни мечту. Неделя, проведенная бок о бок, в мире, другом мире, что так крепко сплотил их — и одного мгновения в родном оказалось достаточно, чтобы забыть всё это? Неужели для него это всё ничего не значило? Неужели не убедило, что мир — возможен? Счастье — возможно?
Спокойная жизнь бок о бок… возможна.
Мадара снова отказывался от него; даже после того, как их братья, кажется, примирились, сошлись. Снова рушил наведенные между ними мосты.
А останься мы там, такого бы не произошло…
Хаширама опустил глаза, мельком отмечая, как понуро склонились плечи Изуны.
— Но, — вдруг снова заговорил Учиха, — может быть, ты… вы с Тобирамой сможете прийти сюда… недели через две? Как раз все волнения успокоятся, и мы смогли бы… встретиться. Обсудить, как… всё будет дальше. На той самой речке, где мы с тобой учились кидать камни. Как ты… на это смотришь, Хаширама?
Тот резко поднял голову, потрясенно уставившись на друга. Выдохнул шёпотом:
— Ты… что ты сказал?..
Следующие несколько дней в клане Сенджу прошли в непрекращающейся суматохе. Никто не ожидал, что дети Главы клана, затерявшиеся в неизвестности вместе с наследниками Учиха, всё ещё живы. Их проверили на ментальные вмешательства, обнаружили по одному у каждого, получили заверения, что сами вернувшиеся о них знают. И, только избавившись от воздействий, успокоились и позволили себе выразить радость по поводу возвращения наследников, будущего усиления клана и прочая, и прочая.
Мысль о том, что Мадара… солгал, иногда появлялась в голове Тобирамы. Шиноби быстро привыкают к чему бы то ни было — это полезно, если хочешь прожить дольше. Вот и он… привык, как бы не старался этого избежать. И к Мадаре, к его постоянному присутствию рядом с братом, к тихому счастью в глазах ани-чана. И к Изуне. Особенно к нему. Спокойно проводить время рядом с этим Учиха оказалось, на удивление, так же интересно, как и сражаться.
С ним было так привычно, будто они не неделю вместе прожили, а несколько лет!
Что интересно, это мирное чувство не распространялось на других представителей клана Учиха, что доказала одна кратковременная стычка, произошедшая через полторы недели. Ни одного из наследников вражеского клана в ней не участвовало.
Смогут ли они убить друг друга, когда сойдутся в схватке? Да, ведь клан превыше всего.
Смогут ли они спокойно перешагнуть через это? Нет, однозначно, нет.
Но две недели истекли, и, тихо пробравшись к речке с противоположной стороны из-за опасения засады, братья Сенджу обнаружили лишь молча сидящих на берегу Мадару и Изуну; последний, совершенно не стараясь, от скуки пробовал пускать блинчики, но они тонули, не отскакивая ни разу, будто чувствуя равнодушие человека к ним.
Наверное, именно в том лесу вблизи воинственно настроенного Хогвартса они нашли воплощение своей сокровенной мечты о мире. Они смогли работать вместе, сообща, забыв о кровавой мести. Они привыкли друг к другу, к мысли, что собственная спина и спина брата надежно защищена равным по силе союзником.
В тот миг, стоило узнать, что у них осталось лишь несколько минут, чтобы вернуться домой, они, не колеблясь, бросились вперед. Потому что там, по другую сторону озера — дом, клан, отец; всё родное, близкое и знакомое с детства. По эту сторону — неизвестное, чуждое; то, к чему надо привыкать заново.
Может, всё же не стоило возвращаться? Там, в том мире, несмотря ни на что, осталась надежда на лучший, спокойный быт рядом с дорогими людьми. А здесь? Снова сражаться друг с другом?
Или, может быть?..
Хаширама выдохнул, успокаиваясь, не позволяя себе мечтать и надеяться, и потянул брата из кустов. Подошел к Учиха, усаживаясь рядом, плечом к плечу. Помолчал. И, глядя на дальний берег речки, негромко произнес, чувствуя, как замирает всё внутри:
— Так что ты решил? Вы, оба, — вы поможете примирить наши кланы? Создать селение, где мы все будем жить бок о бок и биться плечом к плечу?
Сжав руку брата, Мадара чуть скосил на него глаза — теплые — и кивнул.